– Вот потому-то, приятель, я и не играю в азартные игры.
– Сэл не только играл, но и выиграл – и что с ним теперь? – согласился я.
– Давай-ка съездим к Фрэнку еще разок. Не хотелось бы его спугнуть, поэтому история у нас будет такая: мы нашли новые доказательства вины Марти Мендосы. То есть «Корвет». Мол, не вспомнит ли он что-то еще, что Элиза говорила про парнишку…
– Я не упоминал бы про смерть Фиделлы. Если мы не связываем Фрэнка с убийствами, для этого нет никакой причины.
– Разумно. Аналогично и про Сельму с Брианной. Если Фрэнк с ними знаком, ему незачем знать, что мы на них вышли. Еще мысли?
– Просто актерствуй, как обычно; у тебя неплохо получается.
Майло подкрутил кончик несуществующего уса, снова ткнул кулаком в воздух и хлопнул в ладоши.
– Трей, мой мальчик, может, я и не гений, но сейчас я кое-кого как следует возьму за его эйнштейновскую задницу!
На стук в дверь никто не ответил. Эхо гулко прокатилось по обшарпанному коридору.
– Вероятно, он в лаборатории, – заключил Майло. – Смешивает зелья – или чем там занимаются инженеры-химики.
За три минуты мы добрались до Калтеха. Женщина в факультетской приемной внимательно рассмотрела карточку Майло.
– Лейтенант?.. Обождите минутку.
Она исчезла за дверью офиса и с кем-то заговорила по телефону. В голосе слышалось возбуждение, хотя слов было и не разобрать. Не прошло и минуты, как в дверях, ведущих в помещение факультета, появился худой седобородый мужчина за пятьдесят.
– Джентльмены? Я – Норм Мун, научный руководитель Трея Фрэнка.
– Здравствуйте, профессор, – Майло протянул руку.
Мун сделал отрицательное движение головой – «давайте без титулов» – и обменялся с Майло рукопожатием.
– Вы нашли Трея? Только не говорите, что с ним случилось несчастье.
– А он что, пропал? – удивился Майло.
Мун схватился рукой за бороду.
– Так вы ничего не знаете? Хотя это моя ошибка, откуда вам знать… Значит, вы опять насчет репетиторши, с которой он работал?
– Ее звали Элиза Фримен, профессор. Трей про нее рассказывал?
– Несколько дней назад в лаборатории он выглядел несколько не в своей тарелке, и я спросил о причине. Он сказал, что попал в не совсем обычную ситуацию – его допрашивала полиция.
– У нас это называется беседой.
– Я не о названии, – Мун усмехнулся. – Трей чувствовал себя как на допросе. Словно вы в чем-то подозревали его лишь потому, что он знал убитую.
– Мы всегда опрашиваем тех, кто знал жертву; это обычный процесс расследования.
– Разумно, – согласился Мун. – Но подозреваю, что большинство опрашиваемых чувствуют себя не слишком уютно.