Несколько секунд они сердито глядели друг на друга, потом Маттиас капитулировал.
— В начале лета кто-то основательно пошарил в дальних, уединенно стоящих усадьбах. Я прослежу, чтобы ночной патруль время от времени проезжал мимо папы.
— Хорошо, — сказала Вероника и уже мягче добавила: — Спасибо.
Они помолчали.
— Останешься на выходные? В парке будет гулянье. Дядя Харальд ставит всему поселку угощение и выпивку. Обещана живая музыка.
— Что это с ним? С чего он вдруг расщедрился?
Маттиас ухмыльнулся.
— История с новыми ветряками поубавила ему популярности. Вот он и пытается купить соседское расположение.
— Понятно. — Вероника осторожно ответила на улыбку брата. Почувствовала, как ослабевает напряжение, все еще царившее в кабинете. — А как… — она кивнула на дверь, — твоя семейная терапия?
Улыбка брата сменилась гримасой.
— Не особенно хорошо, если честно. Я очень стараюсь, но все так сложно… Мы с Сесилией знаем друг друга со школы. У нас общий дом, общие дети. Нельзя же все бросить.
Вероника подумала про Леона и чуть было не начала рассказывать о нем Маттиасу — ведь теперь доверие между нею и братом восстановилось. Но вместо этого спросила:
— Ты ее любишь? — И только потом поняла, каким двусмысленным вышел вопрос.
— Любовь бывает разная. — Брат пожал плечами.
Вероника кивнула, почесала шрам на руке.
— Дядя Харальд знает о ваших проблемах?
Маттиас покачал головой.
— Я только папе рассказывал. Мы с Сесилией стараемся заметать все под ковер. Ради девочек.
А еще потому, что реакция дяди Харальда тебе известна заранее, подумала Вероника. Начнет давить, требовать, чтобы ты остался с Сесилией, поступил так, как он считает правильным. И тебе будет очень трудно противиться ему. Потому что ты хороший мальчик. Сын Эббе и Магдалены.
Она решила сменить тему, воспользоваться минутой искренности и задать вопрос, так долго остававшийся под спудом.
— Как по-твоему… мама любила нас? Ну, то есть понятно, — быстро проговорила она, предваряя возможные протесты, — что нет ничего страшнее потери ребенка. Но у нее же еще оставались мы. Почему нас ей не хватило?
Почему?
Слово повисло в воздухе между ними, и какое-то время они пили кофе в тишине.
— Ты чувствуешь себя в чем-то виноватой? — спросил Маттиас, и она поежилась. — Билли умел быть истинным наказанием. Как тогда, например, когда наябедничал маме про гнездо. И мама всегда относилась к нему по-другому, словно он какой-то…
— Особенный.
— Точно. Как будто для него существуют другие правила. — Маттиас неловко улыбнулся, и Веронике немного полегчало.
— Билли звал их мамочка и папочка, помнишь? А мы говорили — мама, папа.