– Знаю я этот фокус… Снять всю одежду… Думаешь, я испугался? – спросил широкомордый. Он заметил, что его руки привязаны к креслу, сделал глубокий вдох. Парень – профессионал, не запаниковал. – Нола, я тебе не враг.
– Тут ты врешь, Маркус, – ответила девушка, назвав пленника по имени, указанному на карте общего доступа, – документе, служащем для военных удостоверением личности.
Больше в бумажнике парня ничего не нашлось – ни водительских прав, ни кредитных карт, ни страхового свидетельства.
Пленник, услышав имя Маркус, сел и выпрямился. Ага, значит, имя настоящее. Парень пытался не подавать виду, в то же время потихоньку теребил свои путы, больше действуя левой рукой. Левша. Нола взглянула на рисунок, потом на Маркуса, добавила несколько штрихов. Он был широк в теле, настоящий слоняра, одна рука толще и мускулистее другой. Не любит дисциплину. Ноги на рисунке получились не такие массивные, как руки и торс. Значит, сачкует в спортзале, забывая про ноги и налегая на упражнения для грудных мышц и рук – на эти части тела люди обращают внимание в первую очередь. Тщеславен.
– Да понял я уже, понял. У тебя мой бумажник. Телефон, поди, тоже.
Угадал. Одноразовая мобила. В памяти ни одного звонка или адреса.
– Я и пушку твою нашла, Маркус. «Беретта М9», любимое оружие спецназа, – ответила Нола, чувствуя успокаивающую тяжесть пистолета в своем кармане.
Когда она жахнула Зига током, электрошоковая перчатка собственного изготовления перегорела. Хорошо, что удалось добыть настоящее оружие.
Нола усилила тени на щеках нарисованного Маркуса. У парня были красивые скулы, как у Зига. Нола мысленно выругала себя, что вообще вспомнила о нем, не говоря уж о его внешности.
Танатопрактик ей не понравился, показался сентиментальным. Много о себе мнит. Похож на тех папаш, что на детском утреннике выкрикивают имя дочери громче всех, думая, что помогают ей, а на самом деле потакают собственному тщеславию. Что за типаж? Говнюк! Нола в этом не сомневалась. Но если так, почему она так много о нем думает? С того момента, как в дело вмешался Зиг, она не могла выбросить из головы ни его, ни Мэгги, которую она действительно спасла в тот вечер. Нола углядела в том проявление собственной слабости – некоей остаточной памяти детства, вытаскивающей наружу образ жалкой, плаксивой девчонки.
– Нола, ты меня слушаешь? – прервал поток ее мыслей Маркус. – Если думаешь, что я стану отвечать на твои вопросы… – Он вдруг замолчал и согнул ноги в коленях, чтобы прикрыть пах. – То, что ты делаешь, называется пыткой. Ты это понимаешь?