Он любил свою отчизну как друга, как дитя, как женщину, как идеал, как часть своей души, как часть своей плоти, как великое страдающее целое, в котором потонуло его личное страдание, как светлую мечту своей юности, как улыбающуюся издали надежду безоблачного заката, как милую мать, от которой он был оторван так давно и так безжалостно, и к которой каждое мгновение стремился всеми фибрами своего болезненно трепещущего сердца.
Любовь к родине!.. Знакома ли она тому, кто ни разу не знал изгнания, не того добровольного космополитического отрешения, которое одевает душевную рану цветами иноземной цивилизации и на месте разрушенных привязанностей и интересов создаёт новые интересы, новые привязанности, отвлекая прихотливое внимание изменчивой души, -- а изгнания невольного, тяжёлого как оковы, унылого как погребальный склеп, внезапно заменяющего шум житейской суеты безмолвием пустыни, заключающего в себе отречение от всего, чем живёт человеческая душа на Божьем свете, отнимающего пищу у внимания и точку опоры у деятельного ума, и у кипучего чувства -- всякий предмет, который мог бы ему служить привлекающим и возбуждающим магнитом, источником силы и движения. Родина необходима нам как хлеб, как свет солнца, как воздух, которым дышишь, но только тот, кто был лишён её объятий и изнывал в пустыне, знает их истинную цену.
Странник любил свою родину, но чувство его было стыдливо. Мало того, когда в его присутствии заходила речь о его родной стране, он старался скрыть своё истинное чувство преувеличенной резкостью своих слов и суждений, но не мог окончить фразы от душившего его волнения, обрывался, замолкал и отходил прочь с насильственной улыбкой на лице.
Ему казалось, что его любовь есть великая тайна между ним и предметом его обожания, и что открыть её людям -- равносильно великому кощунству, но все люди знали его тайну и могли легко угадать её по блеску его взоров и дрожанию его голоса, когда ему приходилось вести такой разговор...
Перед Странником был рубеж. В сердце его загорелось пламя, безумный порыв охватил его. Он готов был упасть на эту благословенную землю, кататься по ней, чтобы ощутить её прикосновение каждой фиброй своего существа, целовать безмолвный прах дороги, насытить свой десятилетний голод осязанием родной почвы и воспрянуть как Антей, почерпнув из неё новый запас сил, который она готова возобновлять в жилах всех любящих её детей. Ему хотелось раствориться в окружающем воздухе, стать частью этих небес и этих широких полей, пережить существование незаметной былинки, утонувшей в зелёном травяном море, но вросшей в родную почву цепкими запутанными корнями. Он готов был рыдать и петь гимны, славословить и молиться. Он веровал всем сердцем в настоящую минуту и с негодованием отрекался от десятилетнего кошмара, стараясь изгладить его из своей памяти и оставить назади.