Письма с того света (Несин) - страница 41
— Что нового на родине? — спросил он.
— Ничего нет, — ответил я.
— Значит, все изменилось? — сказал он.
— Нет. Ничего не изменилось, — ответил я.
— А баня?
— Та же старая баня. Не ломают ее, говорят, что она представляет историческую ценность. Ждут, пока сама развалится.
— Ну, хорошо, а таз?
— Тот же старый таз… Его тоже не меняют из-за древности. Только лудить стали чаще.
— A-а, так, так. А на какой работе сейчас Бекри Мустафа?
Я огляделся по сторонам.
— Не бойся, — сказал он, — здесь этого нет. Говори что хочешь.
Привычка — плохая вещь, брат мой. Я опять не мог ничего сказать, опустил голову. Увидев это, он сказал:
— Да-а…
— Да-а… — промолвил я в ответ.
Любимый мой брат Слепень! Может быть, это мое последнее письмо к тебе. Передай привет моим друзьям и недругам. Дела мои пока обстоят так, а что будет дальше, не знаю.
— Да-а…
— Да-а…
Может быть, в один прекрасный день мы и встретимся. В ожидании целую твои глаза.
Твой брат
Умерший Ишак
Полицейский-любитель
Об этом случае я вспоминаю всегда в праздник Курбан. Это было в тысяча девятьсот…, кажется, в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Тогда я учился в лицее и еще был жив мой дядя. Это был состоятельный человек, и он постоянно приглашал нас на свою богатую виллу в Эренкёе. Там он рассказывал нам свои бесконечные воспоминания из военной жизни, от которых у нас пухли головы. Когда он принимался рассказывать свои истории, ни у кого не хватало сил и терпенья дослушивать его.
У этого восьмидесятилетнего старика в жизни были только две радости: сон и воспоминания. Когда он не рассказывал, то спал, когда же не спал, то рассказывал. Одни и те же истории нам приходилось выслушивать по сорок, пятьдесят и сто раз. Как только он начинал: «Когда генерал Хафыз Хаккы…» — уже ничто не могло его остановить.
Дядя был некогда командиром второй батареи артиллерийского полка какой-то, не помню, дивизии при армии генерала Хафыза Хаккы. Вспоминая то время, он приходил в такое возбуждение, что представлял себя на фронте во главе батареи, срывал висевшую на стене саблю, обнажал ее и кричал:
— Дистанция две тысячи… Три заряда… Огонь!
Однажды батарея дяди оказалась окруженной противником.
— Но в этом не было нашей вины, — повторял старик. — На наше несчастье, мы тогда не спали четверо суток.
— А что же вы делали, если не спали, дядюшка генерал? — полюбопытствовал я. (Дядюшка вышел в отставку всего в чине капитана в то время, как его товарищи уже имели чин генерала. Считая себя обойденным, он начал себя называть генералом и вскоре сам в это поверил, а достигнув семидесятишестилетнего возраста, он заставил и всех называть себя так. Многие, познакомившись с ним, думали, что он в самом деле генерал.)