— Томик, что пишут и кто пишет? Вот это ты мне и скажи. Что ты меня обнимаешь, как даму?
— Это тебе поздравление с днем рождения. Центральный Комитет нашей партии тебя поздравляет.
— Да ну?! — удивился дед Стоян и с волнением взял письмо. — Действительно. И печать есть! А я и сказал детям, что кое-кто, кого я учил и берег как родного, может меня забыть, но партия — никогда. Она умеет чтить своих сыновей.
На шум из дома вышли люди — то были родные и близкие деда Стояна. Накрытый стол под пологом вьющегося винограда приглашал нас. Мы окружили его. И в тот самый момент, когда Тома поднимал тост, скрипнула калитка. Первым обернулся дед Стоян:
— А вот и внучка моя идет.
Я посмотрел и изумился — это была моя новая секретарша.
Вот уже две недели, как мы с утра до вечера обходим поля пшеницы. Время жатвы — пора горячая. Десять комбайнов, объезженные сильными, загорелыми мужчинами, идут один за другим. Как в атаку. В конце поля, на небольшом холме, как бы специально созданном самой природой для того, чтобы нам видеть все как на ладони, находится штаб. Тут, в штабе, председатель трудового кооперативного земледельческого хозяйства, главный механик, агроном, два монтера и несколько шоферов со своими машинами, ждущих сигнала комбайнеров. Здесь же секретарь парторганизации Петр Маноев, бай Марин — председатель общинного комитета Отечественного фронта — и я. И два газика для постоянной связи.
Над нами как шатер — несколько развесистых деревьев, чудом оставшихся при обработке земли. Их ветви словно окаменели без ветра и птиц. Летний зной тяжел как свинец.
Бай Марин, давно сменивший свое имя на псевдоним Революция, как всегда, первым разжигает огонь воспоминаний.
— Эх, ребята, давненько, когда только создали ТКЗХ, на этом месте у нас было пшеничное поле в десять гектаров. Оно было самым большим в околии, на нем собиралась молодежь из окрестных сел, чтобы соревноваться в жатве.
— Помним! — перебивает его кто-то из мужчин. — Ты тогда был председателем хозяйства, а Петьо — секретарем комитета комсомола.
— Но какие мы были крепкие тогда!..
— Крепкие, крепкие! По две овцы в день съедали…
Рассказы, шутки продолжались до тех пор, пока солнце не касалось гребня холма и не тонуло за горизонтом. Когда темнело, комбайны собирались на краю поля, и казалось, что в темноте движутся и подскакивают крохотные светлячки.
То утро не было похожим на другие. В воздухе висела тревога. Солнце скрывалось за белыми развесистыми облаками, которые очень медленно ползли по небу. Ветер принес откуда-то запах кориандра. Комбайнеры спешили. Грузовики сновали между комбайнами и гумном. На этом поле зерно уродилось крупное, как кизил.