Ротный сидел, прислонившись к стенке окопа, с наушниками на голове, и замороженным взглядом смотрел куда-то в пространство.
— Товарищ капитан. Что с вами? — затронув его за плечо, спросил я.
— А… Что? — Иваныч как будто очнулся и вышел из астрала, взгляд стал осмысленным.
— Это ты сержант? — сказал он, стянув с головы наушники.
— Так точно я. — Непроизвольно вырвалось у меня.
— Я хотел узнать, может связаться с танкистами и?..
— А не с кем нам больше связываться, — перебивает меня ротный.
— Нет больше Васи. Да и танкистов его, скорее всего уже нет.
— Что случилось? — спрашиваю я, снимая с головы пилотку.
— Последние его слова были. — Прощайте товарищи! Атакую! — А потом связь прервалась. — Не замечая моего вопроса, продолжает капитан.
— Запомни Николай. Лейтенант Василий Орехов. Танкист.
— К бою сержант. Слышишь? Сейчас начнётся. — Артиллерийский огонь по нам действительно прекратился, а над курганом установилась звенящая тишина.
И как гром среди ясного неба, на нас обрушился звук взрыва в расположении противника.
Гадать, что это было, уже не осталось времени, потому что из леса на нас вышла пехотная цепь гитлеровцев, и быстрым шагом стала приближаться. Когда расстояние до противника уменьшилось до километра, комроты приказал мне проредить гансов из миномёта, а станкачам сменить позиции, и причесать их пулемётным огнём. Хотя реперы мной были пристрелены, всё равно первая мина упала с перелётом, зато вторая легла точно, и мы начали кидать наши мины по две штуки, с рассеиванием от середины цепи к левому флангу с поправкой прицела. Примерно через минуту, к нам присоединились пулемётчики, расчёт максима стал давать немцам жизни на правом фланге, а МГ-34 по центру, тем более на него поставили штатный оптический прицел. Потом прямой наводкой стала стрелять наша сорокапятка. В цепях фрицев появились прорехи, но это их не остановило, а только взбодрило, и они побежали в атаку, стреляя в нас из карабинов.
В шестистах метрах от наших позиций, фрицы вынуждены были залечь и передвигаться короткими перебежками, потому что к общему веселью присоединились пяток ручных пулемётов и штук пятнадцать винтовок. Я же теперь выцеливал и накрывал огнём миномёта пулемётчиков противника, в цейсовскую оптику их было отлично видно. Не добегая четырёх сотен шагов до высотки, фашики окончательно залегли, но видимо сильно обиделись, и кому-то нажаловались, потому что по нам стало прилетать 81-мм минами, да и огонь из немецких карабинов и пулемётов стал точнее и интенсивнее. Закон больших чисел никто не отменял, поэтому у нас появились первые убитые и раненые. Выпустив весь остаток мин, замолчал наш ротный 50-мм миномёт, и бойцы переквалифицировались в стрелков. Прямым попаданием накрыло расчёт дегтеря, остальные пулемётчики вынуждены были всё чаще менять позицию, но и от немецкой роты осталась едва ли половина, да и желающих покомандовать офицеров и унтеров практически не осталось, наши снайпера не дремали. Установилось тактическое равновесие, одни не могли или не хотели наступать, а вторые не могли вынудить их отступить. В связи с этим капитан Алексеев приказал мне следующее.