– Идёт. Тогда – до встречи?
– До встречи.
IV
– Всё, хорош. – Бич разгрёб тлеющие угли сапёрной лопаткой. – Эй, Студент, ужин готов, садитесь жрать, пожалуйста!
Егор извлёк из ствола шомпол, снял промасленную тряпочку, всю в пороховом нагаре, и бросил в огонь. Добыча была недурна: две крупные, по-осеннему жирные кряквы. И взял он их сам, одним-единственным выстрелом, заслужив скупую похвалу напарника.
– Утки из Леса на зиму не улетают. – егерь выковырял из углей два бесформенных, размером с дыню, комка обожжённой глины. – Они и раньше зимовали на городских прудах, а теперь и вовсе плодятся, как подорванные. Даже с северов на зиму прилетают и тут остаются.
Водоплавающей птицы на Путяевских прудах было немеряно: кроме уток, были дикие гуси, лебеди, и даже парочка пеликанов. «Это ещё что… – хмыкнул Бич, в ответ на удивление напарника. – На Царицынских прудах вообще розовые фламинго…»
Климат Московского Леса мало напоминал среднюю полосу России, и это сказывалось на животном и растительном мире. Роща, в которой они устроились на ночлег, больше подошла бы Бангладеш или Бенгалии – даже в Сочи с тамошними субтропиками, не найти фикусов-баньянов. Подобно южным родичам, здешние баньяны разрастались в ширину до немыслимых размеров, по полгектара. Между сросшимися в единую массу стволами и воздушными корнями возникали полости, в которых находили приют усталые путешественники. Даже в сильный дождь сюда не проникала вода, а дым костра уходил наверх, в необъятную крону, оставаясь невидимым для внешнего наблюдателя. Запечённые в глине утки – ошпаренные, ощипанные, выпотрошенные, начинённые духовитыми травками – оказались блюдом, достойным богов. А содержимое фляжки быстро примирило путников со стылой сыростью, сочащейся сквозь щели в стенах древесного шатра.
– Хорошее местечко. – Бич вытер жир с пальцев куском сагового лаваша и закусил им глоток тёмно-коричневой, пахнущей сушёными грибами, настойки. – И, главное, никто тут не бывает: путейцам здесь останавливаться незачем, а Пау-Вау лишний раз к железке стараются не соваться.
Метрах в ста к западу от места привала, за особенно густыми зарослями, расположилась платформа «Маленковская» – вернее то, что от неё осталось. Егор даже разок услышал перестук колёс проезжающей дрезины.
– Если Пау-Вау такие мирные, почему ты их опасаешься?
– Не то, чтобы опасаюсь – не хочу, чтобы нас здесь видели. Думаешь, почему мы с МЦК свернули?
– Слежка? Путейские стуканули?
Егерь пожал плечами.
– Лёха-Кочегар? Нет, не той репутации человек. Помощник – тоже вряд ли. Он всего неделю с Поляны, а чтобы подписаться на такое, надо связями обрасти, знакомствами. А вот Мамонт – он только с виду эдакий вольный траппер, благородный охотник. По правде говоря, тот ещё тип, с душком, да и жаден сверх меры. Про него много чего говорят, только я верить не хотел. А теперь думаю – может, зря? Очень уж вовремя он на Гагаринской оказался. А с Кочегаром зачем напросился? В противоположную сторону до ВДНХ чуть ли не вдвое ближе, и через Сокольники ехать не надо.