– Думаешь, хотят подчинить весь Лес?
– Весь – пупок развяжется. А вот правобережье Москвы-реки, скажем, от Филей до Крымского Моста – это в лёгкую. Недаром они изо всех сил стараются, чтобы мы друг с другом перегрызлись. «Разделяй и властвуй», слыхал?
– Брось, Бич. Сам же говорил: всегда можно сняться и уйти, и путь себе властвуют на пустом месте!
– Не все такие бродяги как мы с тобой. Люди обжились, устроились. Им нравится их жизнь, понимаешь? И чтобы она такой и оставалось, они могут прогнуться. Сначала чуть-чуть, потом ещё и ещё – и не заметят, как останутся должны, как земля колхозу. А им будут впаривать, что только так и надо жить, и вообще всё это – мечта их босоногого детства.
Рудобой медленно покачал головой. Лоб его прорезали жёсткие складки.
– Да, брат, люди не меняются. Сколько нас в Лесу – тысяч пятьдесят-шестьдесят?
– Около семидесяти. Умники из Универа что-то там считают, только цена их подсчётам – овечье дерьмо. Нету такого способа, чтобы узнать, сколько на самом деле народу живёт в Лесу, не придумали ещё! И не надо: а то подсчитают, и начнётся – паспорта, гражданский долг, регистрация по месту жительства, а закончится подоходным налогом и всеобщей воинской повинностью. Нет уж, спасибо, кушайте сами, а мы как-нибудь обойдёмся. Леса хватит на всех!
Сетунец помрачнел ещё больше.
– Может, ты и прав. Но я о другом: будь нас не семьдесят тысяч, а тысяча, или сто человек – мы бы и тогда играли в политику?
Двое мужчин помолчали, глядя на воду.
– Знаешь, Рудобой, я тебе скажу по-простому. Снадобья, здоровье, продление жизни – это всё круто, конечно. Но главное, Лес нас переиначивает, понимаешь? Нет, даже не так – даёт каждому шанс самому другим сделаться. Умнее, добрее, лучше, что ли… А то, что творят Золотые Леса может спустить этот шанс в сортир – китайцы свой шанс спустили, когда вдарили по Шанхаю термоядерными ракетами. Не так быстро, конечно, но всё равно, наверняка.
IX
Чётная сторона улицы Строителей была застроена многоэтажными домами, теперь, по большей части, полуобвалившимися. Дом номер шесть выделялся среди них относительной сохранностью: ни обрушенных подъездов, ни великанских клёнов и тополей, проросших сквозь этажи, лишь пологи ползучей растительности, свисающие с лепнины на фасаде в стиле «сталинский ампир». Повезло.
От – А я жил тут, неподалёку. – сказал Гоша, ворочая по сторонам замшелой башкой. – Давно, ещё до того, как стал бомжом. Когда всё началось – хотел вернуться, но дома камня на камне не осталось.
Егор, в который уже раз, обратил внимание, что лешак избегает термина «Зелёный Прилив». И морщится, когда слышит его от собеседника.