Пешеходный мост, соединяющий Краснопресненскую набережную с набережной Шевченко, обрушился давным-давно. Стальные конструкции, заросшие водорослями и проволочным вьюном, перекрыли реку, и течение здесь было особенно бурным. Пришлось протискиваться под левым берегом, отталкиваясь вёслами от корней вязов и ив, разваливших по камешку парапеты набережных. По корням сновали крупные крабы с забавными, словно в нарукавниках из меха, клешнями.
– А знаешь, что они живут в Москве-реке ещё с доприливных времён?
– Да ладно? – Коля-Эчемин так удивился, что перестал грести. – Крабы – и в Москве-реке?
– Клык на холодец. И привезли в китайский ресторан. Оттуда несколько штук сбежали в канализацию – и в реку. Размножились, потом о мутантах слухи ходили…
– А что, они правда, мутанты? – насторожился каякер. – А то мы их едим…
– Нет, обыкновенные китайские мохноногие крабы.
– Вот и хорошо. Кстати, давай наловим – вечером, в Серебряном бору сварим, будет закуска к сетуньскому элю.
– Думаешь там заночевать?
– Придётся. К Тушинским шлюзам подойдём уже в сумерках. Возиться с подъёмом пироги в темноте – удовольствие маленькое. Лучше переночуем с удобствами, а с утра двинем. К тому же, у меня на Поляне дело, пассажир есть до Речвокзала. Ты ведь не против?
– Куда от тебя денешься…
– Тогда бери сачок, крабов ловить будем.
XI
Подвал пятиэтажки встретил их застарелым запахом запёкшейся крови, смешанным с дымом трав, тлеющих в железной жаровне. Дух был таким густым, что его, казалось, можно резать ножом. Голые бетонные стены, посредине длинный деревянный стол, весь в подозрительных тёмных пятнах, дощатые полки с кувшинами, коробочками, склянками. Единственное окошко под потолком наглухо заколочено, полумрак едва-едва разгоняет свет от углей в курильнице.
– Наина – она тётка со странностями. – наставлял спутника Гоша. – Ежели что не понравится – слова не скажет, проси – не проси. То есть слова-то она и так не скажет, сколько уж лет молчит, но и помогать не станет. Так что ты тоже молчи и ничего не трогай – стой столбом и лучше вообще не шевелись. Как что скажу – исполняй сразу! И учти, она, хоть и слепая, а всё видит.
– Имя какое-то странное… – буркнул Егор. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Сначала пришлось пересекать намертво закупоренный кустарниками и завалами проржавевших машин Ленинский проспект, потом тащить мёртвое тело за несколько кварталов, до конца улицы Панфёрова и отмахиваться от роя крупных чёрно-зелёных, отливающих металлом мух, клубящихся у входа в подвал. Но, самое скверное – запах. Егору захотелось даже натянуть противогаз, но Гоша и думать об этом запретил.