Война людей наизнанку выворачивает. Кто-то ломается, а иные только крепче становятся. Вон, капитан Анохин - видела я похожих до войны: строевик, все по уставу. Наверняка, на курсах, своих артиллерийских, молодых учил да по струнке ходить заставлял. Но вот случилась война и воюет. Да, понятно, что он военный и к этому готовился. О другом я говорю. У военных все четко - есть те, кем ты командуешь, и есть те, кто командуют тобой. И по-другому нельзя, иначе не армия будет, а бардак.
Просто, когда вышестоящее командование исчезает, многие теряются, начинают метаться не в силах что-то решить. Как же, ведь нужно брать ответственность на себя...
Анохин не из таких. Раз полагается ему, как старшему по званию, принять командование на себя, значит так и будет. Все сделает, как в уставе прописано. Свои шпалы он не зря носит. И людей он не бросит, и технику будет тащить, пока сам не упадет.
А, вот, Семен... Он такой же красноармеец, как и другие бойцы. Но ведь спорит с капитаном, пытается что-то доказать. Почему так? Что им двигает? Сиваков, например, ушел в свое дело, его только раненые беспокоят. Ну, так, что взять с почти гражданского человека, хоть и в форме. Он же практически командование нашей группой Чекунову передал. Хоть и спрашивает Семен у военфельдшера, указаний и приказов, но это все так, по мелочам. А все серьезные решения этот мальчишка в красноармейской форме принимает сам, убеждая при этом и Бориса Алексеевича, и Андрея, да и меня с Фирой...
Неожиданно брезентовый полог откинулся, и в проеме показалась голова Чекунова. Он окинул взглядом внутренность фургона, зашевелившихся на своих местах раненых, сидящую возле борта Данилову, плохо различимых в глубине прицепа Сивакова и Фиру, и произнес:
- Приготовьтесь, сейчас поедем. Держитесь крепче, двинемся напрямую через лес, будет трясти. И вот еще что...
Чекунов внимательно посмотрел в глаза Анастасии Ивановны:
- Если начнется стрельба, ложитесь на пол прицепа. Не надо геройствовать.
- А как же раненые? - подала голос из глубины прицепа Фира.
За Семена ей ответил со второго яруса нар капитан Маслеников:
- Мы удержимся. Ведь так, мужики?
Никто не возразил ему. Только чей-то тяжелый вздох донесся сверху.
- Все равно, - продолжил летчик, - в плен я не хочу. Лучше так.
Виктор Иванович повозился на своем месте и до слуха всех явственно донесся щелчок взведенного курка пистолета.
Чекунов еще раз оглядел всех, медленно поворачивая голову, как будто стараясь запомнить... И, хоть выражение лица его было слабо различимо в полумраке, чувство надвигающейся беды полоснуло по сердцу санитарки. Этот человек что-то знал...