"Точно такой же, как на моем ЗиСе был" - пальцы пробежались по щербинке на гладкой поверхности набалдашника - "И щербинка тоже похожая. Ладно, посидел и будя. Идти надо".
Лексеич потянулся к ручке водительской двери, но та, скрипнув, вдруг распахнулась сама собой. В проеме замаячила фигура с характерным силуэтом немецкой каски на голове:
- Семка, чего сидишь? Кончай с машиной целоваться - уходить надо...
С недоумением Лексеич смотрел на полуоткрытую дверцу кабины. Откуда киношники могут знать его имя? Да он уже и сам давно забыл, когда его так и звали. Семен - Семен Алексеевич - Алексеевич, а вот теперь и просто - Лексеич. Тот Семка растворился где-то далеко в прошлом, на войне. Там же, где и Женька, оставшийся навечно молодым.
"Ладно, вылезаю. Спрошу, у них - откуда меня знают".
Лексеич попытался вылезти из кабины. Получился казус. Поставив левую ногу на подножку, попытался подтянуть из кабины правую. Но та, как на грех, запуталась в каком то ремне. Взмахнув свободной рукой старик потерял равновесие, и... В результате Лексеич мешком выпал из кабины грузовика, потащив за собой что-то железное и громыхающее. И с размаху шмякнулся об землю. Вдобавок эта же железка, догнав Лексеича, треснула его по затылку.
Старик судорожно втянул воздух через зубы, ожидая вспышки боли в суставах, но почувствовал только легкое саднение в ушибленном плече. Осторожно Лексеич перевернулся на спину... И тут же в хребет что-то больно уперлось острыми и твердыми ребрами. Непроизвольно дернувшись вперед, человек принял сидячее положение. Когда в глазах перестали мельтешить "мушки" вызванные резким движением, Лексеич смог рассмотреть находившиеся перед ним предметы. То есть, две ноги обутые в стоптанные солдатские ботинки и грязноватые обмотки. Причем обмотка на правой ноге распустилась и змеистой лентой лежала на траве.
"Ботинки почистить бы не мешало. У меня сапоги и то лучше выглядят" - подумал старик и автоматически шевельнул ногой. Грязный ботинок качнулся! "Е.. твою! Так это мои ноги!? А сапоги куда делись?" Старик пошевелил другой ногой - левый ботинок послушно качнулся в ответ. "Ну, ни хрена себе! Что же это делается? Ну-ка, а если встать..."
Вцепившись рукой в подножку ЗиСа, Лексеич поднялся на ноги. Остановился, недоуменно рассматривая свои руки. Вот только - свои ли? Насколько помнил старик, руки должны были быть морщинистыми, в коричневых пятнах и веснушках, с ногтями желтыми от табака. А эти были вполне себе гладкими, только с заживающими царапинами и перепачканные в какой-то смазке. И торчали они не из рукавов темного пиджака, а из потертой серо-зеленой рубахи. "Гимнастерка" - пронеслось в сознании Лексеича. Как не узнать старую знакомую? Четыре года войны, да и после - долго пришлось донашивать предметы солдатского гардероба.