«Отмстить неразу-умным хаза-арам…» – Седоусые, потряхивающие солидными животами, полковники из взвода управления и зеленые кадеты из комендантской роты одинаково старательно чеканили шаг, широко раскрывая рты под всевидящим взглядом начальника контрразведки…
«Их села и ни-ивы за буйный набег…» – неслась раскатами грома песня над не успевшим проснуться городком, заставляя истово креститься богобоязненных старушек…
«Обрек он меча-ам и пожарам!» – Последующие часы превратились для непривычного к практическому выполнению строевого устава Мухомора в сущий кошмар. Времена большого любителя «молодцеватых подходов» – бывшего начальника ГУВД генерала Позвезделко, казалось, канули в Лету, а потому смотры строя и песни на берегах Невы давненько не проводились даже в полиции, не говоря уж о экс-пионерских лагерях. И, потерявший былые навыки маршировать, Петренко про себя проклинал все и вся. Потом он неожиданно вспомнил о предстоящем строевом смотре в родимом РУВД («в целях усиления морального духа для борьбы с оргпреступностью»), с которого, собственно, и начались все неприятности…
Стараясь хотя бы немного отвлечься от муштры, Николай Александрович думал о невесть куда сгинувших оперативниках. Промаршировав час, он готов был бы расцеловать от радости Плахова с Роговым, сумей они немедленно найти и запустить тот злополучный шкаф-контейнер. После второго часа Мухомор смирился даже с идеей, что напишет по возвращении рапорт о присвоении им внеочередных званий и снимет прошлые взыскания. На третьем часу маршепения начальник РУВД, подобно одному известному джинну из бутылки, решил, что (если выживет, конечно!) обязательно поймает обоих негодяев, лично отнимет у них удостоверения и с треском выгонит со службы или… или даже сообщит в прокуратуру («Да-да, именно туда, причем непременно в городскую, а не в районную! И пусть на меня потом кто-нибудь только посмеет посмотреть плохо!..»)
– На месте… Стой! Раз-два. Вольна-а!.. Разойдись!..
При последней команде маршировавший подле Николая Александровича толстячок с гитарой без сил упал прямо на свой многострадальный инструмент. Участливо склонившемуся над ним Мухомору он лишь слабо прошептал: «Когда мы поворачивали налево, я готов был рыдать от счастья, так как вы очередной раз не сбились с ноги»…
Сам начальник РУВД после окончания строевых занятий тоже был не в лучшей форме и непроизвольно хватался за сердце, успокаивая себя лишь известной мудростью, гласящей, что если вам исполнилось пятьдесят лет и у вас вдруг ничего не болит – значит, вы уже умерли.