Я снова подумала об Азалии и членах экипажа затонувшего корабля. И стало так больно. Совсем не к месту — перед равнодушными, загорелыми, обветренными лицами незнакомых моряков.
Перед пиратами. Но это я поняла позже…
А пока, оказавшись на борту корабля, не видя ничего вокруг, я, ведомая кем-то под руки, шла, едва переставляя ноги.
Почувствовав, что мы остановились, кое-как приподняла голову. Передо мной стоял высокий мужчина, чье лицо я не могла разглядеть из-за дикой слабости.
— Бросьте к остальным. Дайте сухую одежду и накормите. — Сухо приказал он.
А меня потащили куда-то вниз по ступенькам…
* * *
В помещение, куда меня довольно грубо закинули, едва-едва проникал дневной свет, там пахло сыростью и воняло потом. В полутьме различались смутные силуэты людей, которых навскидку было около пятнадцати человек и которые испуганно жались к стене при появлении посторонних.
Едва глаза привыкли к полутьме и слабость кое-как отошла, я, кряхтя, как древняя старушка, поднялась с пола. Среди присутствующих были лишь девушки и женщины разных возрастов, все они были грязные, измученные, с болезненно бледными усталыми лицами, в каких-то лохмотьях. Все они смотрели на меня безучастно, с толикой печали, как бы говоря «теперь ты такая же, как мы».
Едва вернулась способность мыслить не составило труда проанализировать увиденное и прийти к определенному выводу. Я… на пиратском корабле. Звучит нереально, как бред. Но это так.
Сползая по стене, к которой прислонилась, едва удержалась от конвульсивного истерического смеха. Меня накрыло… осознанием.
Нас везут продавать, как базарное мясо. Причем скорее всего на тот самый невольничий рынок, что так пугал меня. Теперь и я буду стоять обнаженная на глазах у толпы, с пустыми глазами, как та девушка, что мы видели с Азалией.
Азалия… по лицу покатились слезы, которые я тут же вытерла. Не время, нельзя никому показывать слабость — загрызут…
Дверь с лязгом снова отворилась, и вошел какой-то коренастый верзила с равнодушными пуговками-глазами, с какой-то одеждой и и едой в руках. Отдав все это мне, мужчина окинул нас тяжелым взглядом и ушел, снова накрепко заперев дверь.
Едва удалились его шаги, я с остервенеем накинулась на еду. Голод не тетка. Безвкусный жирный суп выхлебала за секунду, под десятком жадных голодных взглядов, а когда взялась за хлеб — вдруг заметила в дальнем углу совсем крошечную фигурку. Девочка, маленькая, лет семи. Худое тельце ее скрывал балахон, но по лицу было видно, что она истощена, а глаза так же, как у всех остальных, жадно, голодно, почти по-звериному блестели в темноте.