Сейчас во мне ещё и лихость дурная немножечко играет, да злорадство на возможных похитителей. Потому как если тиф, то ха! Им же хуже. Всех перезаражу!
Так-то в пещере уютно вполне. Посуда есть, чай, лампа керосиновая — сильно помятая, но вполне, только коптит и воняет сильно. Бутылка с керосином. Циновки, брёвнышки из моря на костёр и заместо лавочек. Самое то, штоб посидеть во благе, попить чай после тренировок или порассказывать страшных историй.
Сходили, набрали в чайник воды, да и развели небольшой костерок, наломав просоленную древесину, отчаянно затрещавшую и застрелявшую зеленоватыми искорками. Дым потихонечку подымается наверх, но не копится под потолком, а уходит в незаметные щели.
— Егор, — Завозился Санька в отбрасываемых костерком и лампой тенях.
— Аюшки?
— А ты с Фирой как?
— Ну… — Рука сама полезла в затылок, — так, не знаю даже.
— Жениться потом думаешь или вроде как сестра? А то со стороны поглядеть, так вроде чуть не невеста, а потом глянешь, так и совсем даже нет! Да и жидовка.
— И што таково, што жидовка?
— Как? Ей креститься если, то вся родня ету… анафему еврейскую. Отрекаются, короче. А нет если, то снова как? Мимо церквы если, то блуд и коситься будут. Нигде щитай и не примут. Ни у евреев, ни у православных. Такой себе мимо всех болтаться будешь.
— Ну… не знаю. Вот ей-ей не знаю! Пока так, што вроде как дама сердца, — Сказалось у меня, да и понялось вдруг — так ведь оно и есть! По сердцу мне Фира, ето да, а дальше и не знаю.
— Как у рыцарей?
— Агась! Сам ещё возрастом не вышел, а Фирка так и совсем малявка. Што тут думать заранее? Оберегать и всё такое — да, ну и под ручку ходить. Она ж всё-таки красивенная, хоть и мелкая.
Неловко немножечко говорить такое, пусть даже и лучшему другу, но сейчас вот так вот, в пещере, да с возможным тифом, оно вроде как и правильно. Не исповедь, но в таком роде.
— Лестно с такой под ручку-то. А как взрослые парни, с поцелуйчиками и прочим, так даже и в голову не приходит, а приходит если после рассказов Ёсиковых, так фу!
— А постарше если кто? — Задал коварный вопрос Санька, — Насчёт целоваться?
— Ну… ничево так! Только штоб не совсем старая была! А то давеча — помнишь, на день рождения Рахили приглашали?
— Ага!
— Взялась меня её сеструха двоюродная тискать, замужняя уже. Такой я, дескать, пригожий, да глазки у меня синие… тьфу! Муж ейный хохотался, на всё ето глядючи, а я тока вырываюсь — так, штобы вежественно, и руками в сиськи не попасть. Чуть не двадцать лет, старая совсем, а туда же, тискаться!
— Да! — Перебил я собственные же откровения, — А сам-то?