Настроение препоганейшее. Вроде как и неплохо, узнать что-то новое о собственной же прошлой жизни…
… но блять, как же не вовремя!
Нет ощущения Чуда Рождества. Пропало. Есть дурацкое послевкусие от смешавшихся воедино воспоминаний и убеждений взрослого парня, и мальчишки двенадцати лет, воспитанного в иных условиях.
Единственное — за табачищем спросонья не потянулся. Наверное, к тому времени уже всё. Бросил. Хоть так!
Отошёл мал-мала, разбудил дружка, да и выполз из комнаты умываться, натянув на морду лица хорошее настроение. Лицедействую, значица. А чего? Не портить же людям праздник? Раньше я завсегда в церквах искренне молился. Не иконам и такому всему, а вообще. Боженьке своему, а не этому — гневливому из Ветхого Завета.
«— Без посредников», — Вылезло из подсознания. Ну… да, вроде того. Одному всё равно чище как-то было — хоть в лесу, а хоть бы и так. Вот я, вот Боженька, и никого меж нами. Без людей вокруг. Мои мысли, моя душа.
Праздничные богослужения наособицу. Трепет такой внутри, торжественность момента. Проникался.
А теперь всё. Торжественность, поют красиво, одёжки праздничные. А никак. Даже с эмпатией. Торжественность есть, но она чужая, обрыдлая, камнем на шее. Навязанная.
Вышел из храма задумчивый, а со стороны посмотреть, так и благостный. Наверное. Старушки, да всякие тётушки богомольные вроде умилённо смотрели.
Решил для себя, што пока — да! Потому как по закону должен быть православным, и церковь посещать. Потом не знаю. Чего хочется? А просто — свободы от принуждения!
Сон этот чортов! Насколько проще быть — как все. По течению. Не думать. Не знать.
— Ну што? — Переходя на московский простонародный говорок, подмигнул дядя Гиляй после трапезы, — На ёлочный базар?
Я ответно заулыбался.
«— Улыбаемся и машем», — Вылезла непрошенная мысля, которую подавил на корню. Нельзя! Набатом в голове лупит, што нельзя портить людям праздник! Митра там или што, а для них — душевно, и потому богоспасительно!
И Санька. Сияет мордой лица. Всё! Ну то есть с опекой ещё оформляется пока, но уже всё — дяде Гиляю! И со мной рядышком. Кровать вторую в комнату поставили. Тесно, но вот уж точно — без обид!
Так с совестью и договорился — не рождество праздную, а Саньку рядышком. Снова вместе. Снег под ногами хрустит морозно. Свеженький, не обтоптанный ещё! Вон, падает. Идём неспешно, валенки вкусно обминают снег. Прохожие улыбчивые, благостные. Приветствуют, даже и вовсе незнакомые.
— Христос родился!
— Славим его!
Дядя Гиляй, Мария Ивановна, Надя, Санька… семья. Вроде как. Или без вроде?