Дружок мой закивал так, што вот ей-ей! Чутка побольше, и голова оторвётся! И по рядам! За пряниками. На все деньги и купили.
На двух извозчиках так и ехали — один ёлку загрузил, второй нас всех, с пряниками. Надя мышкой сидит, только Саньку иногда так за рукав — дёрг! И спрашивает.
На меня посматривает, но не лезет с вопросами. Пока. Потом, знаю уже, сторицей!
— И-эх, босота, — Крякнул извозчик, помогая выгружать и ставить ёлку. Народу набежало! Но узнали, не лезут по карманам и в морду.
Высмотрел в толпе Ивана знакомого, крёстного самозваного, да и подошёл, поздоровкался со всем вежеством.
— Проследишь за порядком? Не портяношникам на пропой души, а детворе здешней. Пусть хоть раз в году праздник будет!
А тот — раз! И по плечу!
— Вот ето Егорка! Вот ето Конёк! А? Крестничек! На Хитровку Рождество привёз!
Потом такая себе карусель вокруг — руку пожать, да по плечу похлопать. Саньку узнали, Надю Гиляровскую Сказали, што видели, да и так — оченно на папашу похожа. Так себе комплимент, если для девки.
Кружились пока вокруг, так ёлку уже установили, и гляжу — наряжают! Как могут. Такое себе выходит, интересное. Пряники рядышком с ленточками висят, и картинками из журналов. Но от души!
А подарков внезапно — больше! Я спросил у Котяры, а тот зубы скалит.
— Нешто Иваны мальчишке уступят! Зубами скрипеть будут, а карманы вывернут!
Мы чуть в стороночку от суеты этой отошли, и снова — чувства, ети их мать! Неправильные. Вроде как и верно всё, но — откупаюсь при том! От судьбы Хитрованской.
И так поделиться захотелось! Душу обнажить, значица. Знаю, што пожалею потом, но пока — надо!
— Это план всё такой коварный. На будущее, — Голос предательски подрагивает, — Вырастут, Рождество запомнят на всю жизнь! И меня. Авторитетом буду для них.
— План… — Санька улыбается несмело, — слёзы вытри, авторитет коварный…
Оратор на невысокой импровизированной трибуне рубит воздух рукой, как бебутом, да и сами фразы — рубленые.
— Эксплуатация — жесточайшая! Уровень заработной платы у квалифицированного красковара, отбельщика, красильщика — до двадцати двух рубликов! Прядильщики — двадцать пять рублей. И это лучшие! Разнорабочие — до четырнадцати рублей. До!
Оратор, представляющий Иваново-Вознесенск, раскашлялся чахотошно, но не уходит, да собравшиеся и не гонят, ждут терпеливо. Мрачные мужчины и женщины, подростки с лихорадочно блестящими глазами. Стачка!
— Оплата женщин и подростков, — Продолжил оратор, прокашлявшись, — ещё ниже. А сверхурочные? Толку-то, што по закону нельзя работать больше одиннадцати с половиной часов мужчинам, и десяти — женщинам и детям. Сверхурочные-то работы никак не ограничены! И по шестнадцать бывает, потому как жрать хочется! А иной раз и пропади оно пропадом, да мастер давит, зараза! Не останешься, так и найдёт, за што потом оштрафовать! А условия?!