— Закрыли, — кивнул тот, поморщившись от резкого движения, — но как закрыли, так и откроют при надобности. Как мне сказала… хм, сорока — есть нюансы. Рассматривать побег отдельно не будут, но если собрать скопом все компрометирующие Егора данные, но получается довольно-таки увесисто.
— Побег, — начал он всё так же негромко, загибая толстые пальцы, — затем жизнь на Хитровке — могут и предоставить свидетелей дурного поведения. Будто не знаешь, как у нас? На-айдут! Песни, опять же, не всем по нраву. Стачка… м-да. Отпущен за неимением состава преступления, но согласись — увесистая гирька на весы маховика репрессий!
— Ни один нормальный судья не будет связываться с таким делом! — Мария Ивановна поджала губы, — Не нужно талантов Плевако, дабы полностью раскатать в прах все доводы обвинения!
— Если через суд, — мрачно отозвался опекун, сгорбившись над столом, — а могут просто — через дурносплетения чиновнические неприятности устроить. Без всяких судов. Или вовсе — по духовной части!
— О-хо-хо… — Мария Ивановна помрачнела и будто стала ниже ростом, оплыв на стуле.
— Угу, — в тон отозвался супруг, — Одесса! Сходу могу назвать отступление от веры… так?
— Ну… — у меня всё зачесалось под его взглядом, — в церкву мы там не ходили! Среди жидов жили, и как сами жиды. Для конспирации! Да и так… ну… не вспоминали даже…
Голос у меня сделался вовсе уж тихим, и пришло понимание, што — зря. Мог бы и тово, обойти этот момент с конспирацией и непосещением. Потому как кто надо, всё про нас знали, так што… вот я дурень! На ровном месте ведь, а?!
— Да мне-то… — опекун усмехнулся грустно и дотянулся до меня, взъерошив волосы, — а вот попам попробуй! М-да… Отсюда и вероотступничество вырисовывается.
— И это так, — я нервно закусал губы, — навскидку только! Если уж закрутилось всерьёз, то могут и чего ещё приплесть.
— Могут, — опекун засопел и снова отхлебнул заварки, морщась от едкой горечи, — для, так сказать, показательной порки! Для наглядности всему российскому юношеству в твоём лице. С республиканскими настроениями.
Мне ажно поплохело. Если подумать как следует, то я в немилости у полиции и этих… охранителей и ревнителей. Песни, потом стачка. Показал, значица, выбор стороны. Теперь ещё и попы! Эти-то с какого бока?
— Похоже, донос, — сморщился опекун, которому я озвучил свои мысли, — Так бы на него не обратили особого внимания, ну может только в дело подшили. А вовремя! Долгогривые наши всегда в одной связке с полицией работали. Звенья, так сказать, одной цепи!
— Надя, ты… — начала было мать встревоженно.