— Итак, — протянул Данте. — Рассказывай.
— Я… Я не знаю, что происходит. Я думала, что все это время возвращала тебе долг. Не сразу после нашего отъезда из Италии. Тогда я еще не знала, что происходит. Родители не все нам рассказывали. Я знала только, что нам нужно все продать. Мои лыжи…
Судя по ее страсти к спорту, Данте мог только представить, каким это стало для нее ударом.
— Я думала, что папа заплатил тебе всю сумму сразу, но у меня нет доказательств, — взмахнула рукой Ками.
Она была так близко. Он отчетливо видел, какие длинные у нее ресницы, легкий румянец на щеках, морщинки на лбу и в уголках рта.
Он тщательно искал подсказку в мимике ее лица — лжет или говорит правду — и параллельно думал, что должен отпустить ее раз и навсегда. Она не стоит той нервотрепки, через которую он уже прошел.
Но он не удержался и взглянул на вложения, которые она прислала. Как только он увидел имя Бенито и дату письма, его мозг взорвался. Он пошел за Ками и увидел, как она скатывается по склону на одной ноге. Он догнал ее внизу, но не находил себе места от волнения, пока спускался с той чертовой трассы для профессионалов.
— Здесь все письма, которые ты получила от Бенито? — спросил Данте, сжав подлокотник кресла.
— Самые последние. Ты видел то, в котором я просила тебя мне позвонить год назад?
— Зачем? Что ты хотела мне сказать?
— Что… — Она на мгновение замялась. — Я знаю, что тебе все равно, но это было трудно — найти деньги, — резко ответила Ками. — Я пыталась помочь Риву со школой. Я хотела договориться о другой системе платежей. Он сказал, что ты не будешь вести переговоры. Либо я придерживаюсь согласованной схемы, либо иду в суд.
— Кто согласовал эту схему? Твой отец?
— Я не знаю, — призналась Ками. — Я не знала, чем занимался отец до тех пор, пока не покинула детский дом и не переехала в Калгари. Какой-то госслужащий занимался завещанием родителей, пока я лежала в больнице. Документы мне переслал Бенито. Единственное, что я поняла, — это то, что мои родители были разорены. Они не оставили нам ничего, но в завещании было оговорено, что, как только я достигну совершеннолетия, смогу стать опекуном Рива, что я и сделала. Мы снова жили вместе, когда начали приходить письма.
— От Бенито.
— Да. Мне было страшно. Я не могла нанять адвоката, особенно специалиста по международным преступлениям. Он прислал бумагу, в которой отец во всем признался. Он был виновен и обещал вернуть тебе баснословную сумму. — Ками посмотрела на потолок, пытаясь не расплакаться. — Я не ты. Я не владею семейной корпорацией и недвижимостью по всему миру. Все, что у меня есть, — старый ноутбук и обручальное кольцо моей матери. Я не знала, где найти такую сумму. Я не смогла платить за квартиру, и нас выселили, — виновато сказала Ками. — Я потеряла Рива на пару месяцев, пока снова не встала на ноги. Он никогда не простит меня за это, — тяжело вздохнула девушка. — Социальный работник мне очень помогла. Я получила грант на обучение гостиничному бизнесу, потом получила работу в одном отеле и переехала сюда. Рив пошел в школу в Ванкувере. Снимать здесь квартиру недешево. Я думала, что служба в «Тэбор» станет отличной возможностью, я наконец-то смогу вздохнуть свободно, но… Что случилось с Бенито? — спросила она.