я нарисовал картинки. Если хотите, могу дать почитать, – добавил он в порыве щедрости. Спорим, она куда интереснее, чем та, что вы потеряли. Особенно то место, на космическом корабле, когда вылезает динозавр и начинает поедать ковбоев. Спорим, она вам поднимет настроение. Брайану вон подняла. Он говорит, никогда у него такого высокого настроения не было.
– Спасибо. Я уверена, у тебя очень хорошая книга, – сказала Анафема, и навсегда завоевала сердце Адама. – Но не думаю, что ты можешь мне помочь. Наверное, уже слишком поздно.
Она, задумавшись, взглянула на Адама.
– А ты хорошо знаешь эти места? – спросила она.
– Всю округу, целиком! – уверенно заявил Адам.
– Ты не видел двух мужчин в большой черной машине? – спросила Анафема.
– Они ее украли? – тут же оживился Адам. Преследование международной банды похитителей книг могло стать достойным завершением дня.
– Не то чтобы украли. Как бы украли. То есть они не хотели ее красть. Они искали усадьбу, но я была там сегодня, и никто о них ничего не знает. Мне показалось, что там был какой-то несчастный случай или что-то вроде этого.
Она вгляделась в Адама. В нем было что-то странное, но ей никак не удавалось взять в толк, что именно. У нее появилось острое ощущение, что он имеет огромное значение и что его нельзя отпускать просто так. Было в нем что-то такое…
– А как называлась книга? – спросил Адам.
– «Прекрасные и точные пророчества». Ее написала Агнесса Псих. Ведьма.
– Где ведьма?
– Нет, это она была ведьма. Как в «Макбете», – объяснила Анафема.
– Это я смотрел, – сказал Адам. – Вообще здорово, как эти короли себе бесились. Вот еще. А почему «прекрасные»? Чего в них прекрасного?
– «Прекрасные» значит… ну, полезные. И подробные.
В нем определенно было что-то странное. Что-то вроде глубоко скрытой напряженности. Когда он был рядом, появлялось ощущение, что все вокруг – и все вокруг, даже пейзаж – были для него лишь фоном.
Анафема жила здесь уже месяц. Если не считать миссис Хендерсон, которая теоретически присматривала за домиком, а практически не отказалась бы присмотреть себе и некоторые из вещей Анафемы, если бы ей представилась такая возможность, она ни с кем и парой слов не перемолвилась. Ее принимали за художницу, чему она не препятствовала. Здесь была именно такая местность, которая могла нравиться художникам.
Дело в том, что эта местность была неимоверно живописной. Окрестности деревни были великолепны. Предположим, Тернер и Констебль повстречали в пабе Сэмюеля Палмера и решили написать один большой пейзаж все вместе; а потом позвали Стаббса, чтобы он пририсовал лошадей, – даже у них не получилось бы лучше.