— Значит, назад пришили, — в тон ему ответила я и добавила: — Не беспокойся, за мной все чисто. Он вздохнул.
— Ты по делу или как?
— Я когда-нибудь езжу не по делу?
— Кто тебя знает… Надолго?
— Дней на несколько. — Я не стала уточнять.
— Значит, будешь брать комнату?
Вместо ответа, я положила на стойку серебряную крону. Маддан кивнул, и монету чудесным образом заменил ключ.
— Вторая от лестницы, ты знаешь… Ужинать будешь?
— Само собой.
Я поднялась наверх. Номер, конечно, был похуже, чем в «Белом олене», но обеспечивал самое необходимое, а уж после камеры смертников и вовсе показался дворцом (если забыть, что после той же камеры я несколько дней прожила в настоящем дворце). Вскоре пришел и Маддан.
Он принес свечу и поднос с ужином: луковый суп, благо целоваться в обозримом будущем не требовалось, говяжье сердце и бутылку фораннанского («Разорят меня твои барские замашки, — нудел он обычно. — Кроме тебя, здесь кислятины этой никто не пьет, а бываешь ты редко, — себе в убыток закупаю! »). То, что он пришел сам, а не прислал слугу, означало, что он желает перемолвиться наедине. Так оно и было.
— Берешь в долю, Золотая Голова?
— Нет. Дело мутное. Но навар ты можешь поиметь.
— Ясно. Спрашивай, что надо.
Маддан действительно мог знать о многом. Разумеется, записку я ему показывать не стала, но о покойном авторе спросить стоило.
— Слышала я, будто не так давно в вашем богоспасаемом городе перерезали глотку некоему Мартину Форчиа.
Маддан пожевал губами, раздумывая, говорить или нет. Наконец бросил:
— Вообще-то это было не в городе. Его у волнореза нашли, с той стороны, после отлива…
То, что труп побывал в воде, новостью для меня не было. Недаром записка размокла. Однако слабая надежда, что Гейрред Тальви изволит шутить и дурить мою золотую голову и никакого убийства не было вовсе, померкла. Но Маддан явно сказал не все, что знал. Он этого и не скрывал. Стоял и ждал, спрошу ли я. Я молчала. Подхватив поднос, он пошел к выходу. В дверях обернулся:
— Скажи, этот Форчиа — твой друг? Странная манера подобным образом спрашивать о покойнике.
— Я его не видала ни живым, ни мертвым, — ответила я чистую правду.
— Тогда лучше тебе не ввязываться в это дело. Верные люди говорили, что Форчиа был императорским шпионом.
С этими словами Маддан закрыл дверь.
Вот еще новости. Тальви работает на императора? Почему бы нет, работаю же я на Тальви. В этом даже есть некое изящество — заставить последнюю из Скьольдов служить той самой власти, что Скьольдов уничтожила. Но что-то подсказывало мне, что дело обстоит совсем не так. Хотя, как заметил бы мой нынешний работодатель, «что-то подсказывает» — не довод. Равно как и «верные люди говорят» — далеко не всегда есть правда, в чем мне неоднократно приходилось убеждаться.