Сил на это хватит с избытком, пролетело в уме у Харальда.
По дороге сюда, перед Каттегатом, уже после Йотунхейма, ему попалась пара чужих кораблей. Он не стал их жалеть. Волчье колдовство, вычерпанное им из Нари, сына Сигюн, не заглушило того странного голода, что леденил нутро после Упсалы. Зато побоище, устроенное на кораблях, сразу насытило…
Если не удастся найти Сванхильд, решил Харальд следом, то прогуляюсь до ограды. И поговорю с ней уже по-другому. Главное, ей самой не грозить, чтобы не разбудить силу сына…
Еще через пару мгновений Сванхильд, даже не повернув головы, пододвинула к нему полную тарелку.
Подлокотники под пальцами Харальда хрустнули уже громче. Но звук утонул в треске пламени, горевшего в очаге.
Воины выкрикивали здравницы одну за другой, голоса их звучали все развязней, все громче. Только Харальд после слов о Гейрульфе сидел молча. Неторопливо отрезал от мяса на тарелке мелкие ломтики, швырял их в рот. Опрокидывал чаши после чужих здравниц, но сам их не произносил.
Ярл Свальд тоже помалкивал.
И Забаве от этого было не по себе. Тревожно становилось, тоскливо, даже холодно… хотя сзади, от очага, шло тепло.
Она сидела молча до тех пор, пока один из воинов за ближним столом не захрапел, уронив голову на руки. Потом подозвала бабу, несшую кувшин с элем. Велела передать рабам, чтобы те закатили в зал бочку с элем. А рабыням приказала идти в рабий дом, и запереться там на ночь, да нос наружу не высовывать.
Следом Забава встала. Объявила, посмотрев на Харальда:
— Оставайся, если хочешь, доблестный конунг…
Он недовольно сверкнул глазами — и внутри у Забавы что-то пугливо екнуло. Но закончила она, не позволив голосу дрогнуть:
— Я ухожу, чтобы не проспать зарю. Мне утром выходить рано. А ты, конунг Харальд, можешь не торопиться. Для тебя мы приготовили хозяйскую опочивальню, дорогу туда ты знаешь. Ярл Свальд может переночевать в покое напротив. Воины, которым не хватит лавок в зале, пусть идут в мужской дом, он все равно пустует. Отец, Болли, время уже позднее. Пойдемте спать. Нида, мы с тобой ляжем вместе, в одной опочивальне.
Неждана вскочила с места прежде, чем Забава договорила. Кейлев с Болли переглянулись. Старик едва заметно кивнул, затем мужики встали.
— Конунг Харальд, — быстро сказала Забава.
И посмотрела в лицо, на котором горели серебряно-голубые глаза. Помедлила. Захотелось вдруг коснуться впалых щек, покрытых короткой щетиной — лишь кончиками пальцев, на одно мгновенье…
А потом перед глазами мелькнула Труди — неотвратимым возмездием, положенным наказанием. И Забава выпалила, ощутив, как предательски защипало глаза: