Я подумал, что место возле вас – то, что надо.
Простите, Арман, что я отправил его без предупреждения, но дело срочное и промедление было бы подобно смерти.
Храни вас Господь, дорогой брат!
Ваш преданный и покорный слуга,
Анри дю Плесси де Ришелье,
10 января 1619 г.,
замок Ришелье, Пуату»
Чтобы прочитать письмо, Арману потребовалось несколько мгновений. Он хотел уже утвердительно кивнуть Дебурне, но помешал приступ кашля.
Казалось, его сейчас вывернет наизнанку – из глаз потекло, изо рта полетела слюна, забрызгав письмо брата – первое после отъезда из Авиньона.
Находясь в ссылке, Анри едва остался жив после ужасного известия о смерти жены – Маргарита скончалась родами, через два месяца умер и ребенок. Сын, которого он даже не успел увидеть.
Сжалившись, король после этого прислал Анри позволение покинуть ссылку. Заодно отпустил и свояка Понкурлэ.
Потерявший в одночасье все – жену, ребенка, службу в полку, положение при дворе – Анри был невыносим в своем отчаянье, но с его отъездом стало еще ужасней.
Анри хотя бы мог навещать дорогие могилы – Арману было отказано и в этом. Умри он сейчас, пришлось бы упокоиться на кладбище Авиньона – везти тело в родной замок, скорее всего, король бы не позволил.
Может быть, именно это соображение и удерживало епископа Люсонского по эту сторону травы – уж очень не хотелось ложиться в жирную черную землю Авиньона.
Но силы, идущие на борьбу с лихорадкой, подходили к концу – это видел Дебурне, видел и сам Арман. Каждое новое обострение сопровождалось все большим жаром, и никакие кровопускания местного лекаря не приносили облегчения. И катар груди был не единственной и не самой страшной угрозой здоровью епископа.
Наконец-то приступ закончился. Арман вынул платок и обтер лицо.
– Проси.
Ухватился за витой столбик кровати, помогая себе встать.
Вошедший в комнату мужчина тоже еле держался на ногах.
Широкогрудый, густоволосый, с выпуклыми светлыми глазами, Франсуа Жюссак выглядел как человек, ведущий бой со смертью – под глазами залегли тени, губы под залихватски закрученными пшеничными усами имели синеватый оттенок.
Он держался прямо, с безупречной военной выправкой, но стиснутые кулаки и бледность свидетельствовали, каких трудов ему это стоило.
– Франсуа Жюссак д’Амблевиль, ваше преосвященство! – гаркнул он и поклонился. При попытке выпрямиться его занесло, глаза гневно и виновато блеснули. Арман показал ему на стул, куда шевалье и упал с явным облегчением.
– Куда вас? – разомкнул губы Арман.
– Сюда, – хрипло ответил Жюссак и положил руку на правую сторону груди, где на истертом сером сукне виднелось плохо замытое бурое пятно. – Вроде зажило, да в дороге растрясло – опять открылась, собака. Простите, ваше преосвященство…