— Итак, молодой человек, завтра вы как солдат Великобритании, присягнувший на верность его величеству, возвратитесь в Венгрию.
— Слушаюсь, сэр.
— Учитесь, получайте образование, живите привычной вам жизнью.
— А в чем будет заключаться мое задание, сэр?
— Посмотрите, пожалуйста, на эту фотографию.
Кальман взял в руки фотографию размером 6x9 сантиметров. С нее ему улыбалось лицо деда. Оливер Кэмпбел сидел у окна; правая рука его была на подлокотнике кресла, пальцы сжимали голову резного льва; левая рука лежала на коленях.
— Мой дед, — тихо произнес Кальман.
— Внимательно всмотритесь во все детали. Прочтите также и надпись на обороте.
— «Моему внуку, с любовью и гордостью. Лондон, 1940, февраль. Оливер», — прочел юноша.
— Вам ничто не показалось странным в этом тексте?
Кальман долго изучал надпись.
— Да, сэр, — сказал он. — Дата написана дедушкой по венгерскому обычаю: сначала год, потом месяц.
— Верно, молодой человек. Так вот, слушайте. Вы должны беспрекословно выполнять задания того человека, который предъявит вам эту фотокарточку. Возможно, что ваш шеф явится только спустя несколько лет.
— А до этого какое будет у меня задание?
— Соблюдать все законы и жить, не привлекая к себе внимания. Так, как этому вас обучали. Вы должны раствориться в массе, в буднях. Без указаний вы не можете принимать участие ни в каком политическом движении или акции.
— Понятно, сэр, — проговорил Кальман и вернул Дункану фотографию. — А что мне делать, если меня призовут в армию?
— Подчиниться. И еще одно: вы добровольно изъявили желание служить нам. Поэтому за измену вы понесете строгую кару.
Кальман встал.
— Вы не разочаруетесь во мне, сэр.
Когда он прощался со своей матерью, у него было такое чувство, что они никогда больше не увидятся.
Кальман вернулся на родину. Проходили месяцы, а доверенное лицо к нему не являлось.
Летом 1941 года — ему уже исполнилось двадцать лет — он вместе с другими студентами университета был призван на военные сборы.
Накануне его отбытия в часть тетя Аннабелла устроила по этому поводу праздничный ужин. Кальман был тронут заботой и любовью Аннабеллы и внимательно слушал ее советы.
После ужина дядя Игнац положил ему руку на плечо.
— Пошли, мой мальчик. Кофе принесут ко мне в комнату.
Доктор удобно расположился в глубоком кресле, закурил сигару и спросил Кальмана, почему он не садится. Тот стоял у окна, спиной к Шавошу, и смотрел в сад.
— Знаешь, Кальман, — слышал он голос доктора, — военная служба в колониях, в тропиках, очень тяжелая. В десяти — двенадцати тысячах километров от родины. Когда я был в Гонконге…