Благоухающей сиренью летней ночью мелькнувший лучик неведомого счастья коснулся нашего взгляда с поволокой, вздрогнул и одарил нас улыбкой, таящей в себе интимную тайну, окутал порывами неведомой магии и погрузил в прелесть мимолетного очарования. Поток восторга подхватил нас, погрузил в пламя любви и закружил в небесной круговерти. Но горе нам, пока мы не постигли, что этот миг исполнения не обетование, а прелесть явления и ее телесное проявление поменялись местами, мистическим образом погрузив нас в любовь. Это не дает нам обещаний и клятв, которые, казалось бы, надо давать в миг решимости, и вскоре мы обнаружим вполне земное и даже ограниченное и постижимое существо, а вовсе не светящийся божественный образ! То, что наш человеческий разум полагал обыкновенным обещанием, было страницей из книги далекого Эроса, который позволяет перейти из вещественного мира в реальность непостижимых образов!
Образ — это как раз таинственная мистификация далекого пространства, которая беззаботно отдает нас во власть губительных и соблазнительных фикций! То, что восхищает и представляется прекрасным, может предаться тлению и мерзости запустения! Это и есть загадка Жизни — вопрос, слова которого написаны всеми сумеречными оттенками. Он распыляет мрачное мерцание. Это недостижимо и гаснет, как только мы поспешим за ним. Ибо далеко и недостижимо наше тайное желание.
Уже в следующей главе мы полностью проясним ситуацию. Но здесь пока мы прибегаем к методам, подобающим поэтам. Мы следим за вечно ускользающим от нас образом; мы подобны ребенку, который пытается потрогать радугу, но не обнаруживает в своей ладони ничего, кроме капель на пальцах! Мы вовсе не отрицаем объединенного сосуществования двух преданных друг другу любящих людей. Но мы отрицаем возможность повторения трепета первого мгновения. Мы полагаем, что только «первые мгновения» помогают открыть врата, которые ведут к постижению тайны Мира. Это делают вовсе не человеческие ощущения, полные наслаждения от тайной близости. Известный нам как самостоятельная историческая и культурная эпоха так называемый романтизм находился под воздействием удаленного Эроса. И сразу же приходит на ум строфа из Эйхедорфа, которая говорит, что человеческие чаяния сопровождаются мучительно-сладким исполнением.
Чувство болезненной сласти — Это блеск всех звезд для меня С пылающим любовным взглядом. Он пьянит и обещает Вдали грядущее и великое счастье.
Тем не менее, мы уже начали отвечать на три вопроса, которые определяют ход нашего дознания. Первый вопрос: что высвобождается в экстазе? Ответ: высвобождается душа. Второй вопрос: от чего освобождаются в экстазе? Ответ: от Духа. Третий вопрос: что обретает освободившийся за счет своего высвобождения? Для того чтобы дать предельно четкий и понятный ответ на этот вопрос, мы должны определить форму эротического опьянения и прежде всего отметить экстаз как таковой, имеющий последствия для духовного самопожертвования. В случае исполнения потребуется немного слов, чтобы показать специфику стихийного Эроса, не выходя за рамки границ, нами же обозначенных. Но это было бы затруднительно для обсуждения, мы будем придерживаться предложенного нами принципа простого описания. А потому для ответа на третий вопрос мы будем рассматривать не характер эротического опьянения, а его суть.