Когда мы слышим подобные рассуждения, то не должны полагать, что это почти то же самое, о чем мы только что говорили сами как об отличительной черте экстатического состояния. Ведь мы же предполагали, что оно делает нас способными узреть сквозь вещественный мир образную реальность! Похоже на то, что Шопенгауэр также видит в созерцании предпосылку разрушения границ собственного Бытия. И тем самым он заявляет о своем решительном неприятии субъективного мировоззрения! Но это лишь обманчивая видимость! Мы не должны позволять себе запутаться, признать еще одну позицию, так как в итоге может выясниться, что мыслитель подразумевал совершенно противоположное. Прибегая к помощи примеров, он пытается объяснить, что, собственно, является сутью созерцаемых идей: «Когда проносятся облака, фигуры, которые они образуют, для них несущественны, безразличны; но то, что это — упругие пары, которые дуновение ветра сгущает, уносит, растягивает, разрывает, в этом их природа, сущность объективирующихся в них сил, их идея; каждая же фигура существует только для индивидуального наблюдателя. Для ручья, сбегающего по камням, безразличны и несущественны водовороты, волны, пена, которые он образует; но в том, что он повинуется тяготению и является неупругой, всецело подвижной, бесформенной, прозрачной жидкостью, если познавать наглядно, его идея; названные же образования ручья существуют только для нас, пока мы познаем как индивиды. Лед на оконном стекле осаждается по законам кристаллизации, которые раскрывают сущность являющейся здесь силы природы, выражают идею; но деревья и цветы, которые он при этом образует, несущественны и существуют только для нас».
Данный отрывок с пугающей отчетливостью демонстрирует нам, что так называемые первообразы, или идеи Шопенгауэра, которые он заимствовал у Платона, не являются образами и не имеют с ними ничего общего, кроме использованного словесного обозначения! То, что он называет в приведенном выше отрывке сутью облаков, сутью ручья или сутью ледяных кристаллов, — это понятие об общем характере пара, воды или замерзания, которые являются предметами «естественного исследования». Шопенгауэр не случайно выдает себя, используя в приведенном описании свой пароль — слово «закон». В действительности же он говорит не о чем ином, как об упорядоченном характере мира, а потому пребывает в серьезном заблуждении, так как (видимо) полагает, что эти законы природы можно созерцать! Давайте мысленно попробуем перейти в состояние того, кто теряется при виде ледяных цветков и деревьев, которые выписаны кристалликами льда на оконных стеклах. Такой человек забывает про себя и про весь остальной мир, и он околдован эти ледяными узорами. Неужели в этот момент он в состоянии размышлять о законах природы и принципах замерзания и кристаллизации? Он в этот момент находится где-то среди тихо растущих ледяных цветов, которые ему нарисовало воображение при взгляде на замерзшие стекла. Едва ли он будет восхищенным кристаллизацией, испарениями и замерзанием, равно как и своей собственной персоной. Он будет мечтательно погружен в мир ледяных созданий, чтобы постигнуть внутреннюю суть их цветения и роста! У Шопенгауэра, равно как и у Платона, идеи — это вовсе не объекты созерцающей души, а произведения рассудительного Духа, хотя они и отличаются от понятий привычного человеческого разума, а наука использует их исключительно в притязаниях для описания метафизической действительности. Однако намерения платоновско-шопенгауэровского мышления оказываются направленными против изначального созерцания. Дело в том, что они пытаются поставить на место действительных первообразов запутанные понятия и доведенные до совершенства законы природы! Платон глубоко созерцал искусство, но при этом был открытым его противником. Шопенгауэр, напротив, пытается скрыть противоречивость современного человека, преподнося познания через созерцание, которое в итоге оказывается просто рассудительным познанием, пытающимся вырвать человека из созерцательного отчаяния. Тем самым уничтожается экстаз, который свидетельствует нам о том, что необходимо отказаться от поиска реальных выгрузок в мифах и символах, подобно тому, как Платон последовательно отказывался от искусства. И это действительно так!