Журналистка обняла плачущую женщину. Джонс, вынув блокнот, записал ее фамилию и адрес. Затем, оторвав второй листок, сказал:
— Вот мой адрес. Я прошу вас, миссис, зайти завтра к нам в гостиницу.
Он повернулся к сопровождавшим нас полицейским и строго предупредил их:
— Я сегодня же расскажу о ней генералу Врангелю и надеюсь, что тот, кто не хочет иметь себе большие неприятности, воздержится от преследования этой дамы.
Я точно и отчетливб перевел его слова толпе, а блюстители порядка молча отвели в сторону глаза. Но тут еще одно непредвиденное событие нарушило сердечный контакт населения с делегатами Европы. Из-за деревьев вывалилась знакомая нам всем массивная фигура Попандопуло. Он был одет в длинный белый пиджак, клетчатые штаны и красные турецкие туфли с загнутыми вверх носками. На голове красовалась маленькая соломенная шляпа.
Неожиданно грек оступился и упал на одно колено возле. Джонса. Англичанин в страхе отступил, но, пристально вглядевшись в тяжело поднимавшегося грека, недоуменно воскликнул:
— Вчерашний анархист?!
«Пейзане», отворачиваясь, посмеивались за спинами бельбекских обывателей. Полицейские неодобрительно молчали, исподлобья глядя на комическую фигуру Попандопуло, на его массивный живот и тройной подбородок. Члены делегации откровенно хохотали, и только недалекий, но честный Джонс, побагровев, сказал срывающимся голосом:
— Что это за фарс? Откуда здесь, в этом селе, появился господин, только вчера именовавший себя анархистом?
Но Попандопуло оказался не только коммерсантом и бывшим анархистом, но и ловким политиком — пыхтя и сопя, он шагнул вперед и снова, на этот раз уже намеренно, шлепнулся на колени перед Джонсом. Теперь англичанин перепугался не на шутку. Он отскочил в сторону и, стараясь спрятаться за мою спину, спросил, запинаясь:
— Это кто… сумасшедший… или… — Он со страхом взирал на «анархиста», по-видимому, ожидая, что тот сейчас бросит в пас бомбу или станет стрелять в толпу.
— О нет, — залепетал с заискивающей улыбкой Попандопуло, — я нормальный… Я… прошу у вас всех защиты. — И он, как заводная кукла, стал кланяться присутствующим.
— Ничего не понимаю, — успокаиваясь, пробормотал Джонс. — От кого защиты, кто вам угрожает?
— Он! — завопил грек, поднимая вверх палец. — Слащев… генерал, о котором говорила эта женщина, — и он показал пальцем на вдову расстрелянного рабочего.
Опять все смолкло. Смех и шуточки, вызванные комическим появлением «анархиста», стихли.
— Он хочет расстрелять меня за мои анархические убеждения. Он приказал арестовать и повесить меня… — вопил Попандопуло. — Я идейный анархист. Мена сам… — он забыл, кто, и быстро заглянул в манжетку — сам Кропоткин знает. Я, если желаете знать, с самим… — он откровенно глянул в манжетку, — Блантом переписываюсь.