– Ты пять минут назад ходила, – устало напомнил я. Пятый день идём. Достало всё! Напряжение это. Вина. Угрызения. Подсказал бы кто…
– И что? – Попыталась она упереть руки в бока. Не получилось…
– Привал! – выкрикнул я. – Пошли, – перехватил я поводок. – С тобой схожу.
– Вуайерист малолетний!!! – осталось за ней последнее слово.
Как я понимаю того боярина! Строптивая… Дерзкая… И желанная… М-да… Храм Бе уже не за горами. Быстрей бы её уже сбагрить! А ты, совесть, замолчи!
– Что за странное название? – проворчал я, перешагивая через лепёху дикого животного. Даже две лепёхи!!!
– Это сокращённо. А так – Безумный Бог! – Уселась в травку Мария, делать дела. Я тактично отвернулся.
– И не страшно тебе? Бежать не пытаешься?! Уговаривать отпустить тебя за выкуп большой – не даешь? Покорная слишком… – проявил я любопытство. Странная…
– Тропа к Чуди лежит через храм Бе. Не обломится им ничего, – уверенно заявила длинноногая. Ух, какая! Каюсь! Глянул разок…
Никаких конфет сегодня! – наложил я на себя епитимью.
– Почему?
– Узнаешь, – пообещала она так… многозначительно, потянув трусики на место и поглядывая на меня. Смотрю ли?
– Ладно, – махнул я рукой. – Раз ты такая сведущая, ответь: где дракончики? По долине идём, а их всё нет и нет?
– Извели! Жажда наживы! Всё, как всегда. Слишком они ценны как ингредиенты или домашние питомцы. Защититься им нечем… – Смахнула она слезинку. Наконец-то прорвало! Я уже бояться стал спать по ночам. Вдруг горло себе перережет или караульному? Отбирать тот нож, что на поясе, запретили. Кровь – не водица! Да…. А в жертву, значит. можно? Совесть, совесть, совесть…
С тех пор так и повелось, что вёл её я. Болтали о том о сём, а на душе кошки скребут. Нравится она мне. Ох, как нравится! Чуть не поцеловал её на очередном привале! Может, снова кто в голову залез? Эх… Впереди бессонная ночь. Буду проверять.
* * *
– Пришли, – уложил я Марию перед собой. Шла, клюя носом. Заснула. Пришлось взять на руки. Мягкая, тёплая… домашняя такая. Личико умиротворённое. Ни невзгод, ни потерь…
– Прости меня, – убрал я локон, что лез ей в рот, проведя рукой по лицу. Она причмокнула, улыбнувшись.
– Буди давай! – вылез дядя Фёдор. – Не сюсюкайся! Размазня ты или сотник? – усомнился он. Кого совесть не мучила, так это его.
– И, правда, пора… – Кивнул я Гостомыслу на сооружение. Пусть глянет. Разведает.
– Чисто, – отчитался он. – В пыли, правда, всё, – встряхнулся, как собака.
– Мария! Мария! – Мягко толкнул я её.
– Что такое? – не поняла она спросонья, потирая ангельские глазки, как в детстве. Кулачком.