— Ты про зверей сказала. Зря ты так, дочка. У каждого народа есть свои герои и свои негодяи, а есть простые люди, которым посчастливилось или не посчастливилось родиться и жить в то или иное время, в тех или иных условиях. А звери… они в любой национальности есть.
Наши взгляды встретились, и я покрепче обхватила чашку, согревая озябшие пальцы. Ее голос проникал под кожу, успокаивал. Создавалось впечатление обычной беседы и даже… как бы странно это не звучало, нечаянного уюта.
— Бывает, родятся у одной матери сыновья. От одного отца. Одной крови и плоти. Похожи внешне, как близнецы. А один отца и мать на руках носит, лелеет, уважает, а второй за наследство прирежет и мать родную, и братьев, отца пристрелит ради друзей-шакалов. И воспитывались одинаково, в одном доме росли, с одного стола ели… Подлость, жестокость — она в сердце живет, а у сердца нет национальности. Оно у всех одинаковое.
Я поняла, что она хотела сказать… даже мурашки пошли по телу от этого понимания.
— Да… у всех одинаковое. Вы правы.
— Руки развяжу, если пообещаешь глупости не творить и не пытаться бежать. Я ведь держать не буду. Отпущу с Аллахом. Только там не выживешь и далеко не уйдешь. Поймают, и Шамиль жестоко накажет. Я не лгу. Стара, чтоб лгать.
— Зачем он меня сюда привел?
Впервые она усмехнулась злобно, криво. И глаза прищурила.
— За тем же, что и там к себе девок водит. Спрятал тебя. От кого, не знаю. Здесь искать никто не посмеет, и дом мой охраняется.
— Я не девка… я жена Аслана. Пришла к нему о помощи просить, на коленях умолять мужа моего спасти… а он.
— Жена Аслана? — глаза женщины широко распахнулись, сверкнули презрением. Только к кому, я так и не поняла.
— Да. Жена. Законная. Дочка у меня от него и… и сын. Одни они сейчас… ждут отца и мать домой. А Шамиль… Шамиль… — я не знала, как это правильно сказать, чтоб не оскорбить, не обозлить ее. Иногда люди совсем не такие, какими кажутся. И друг может в одно мгновение стать самым лютым врагом. Одно неверное слово.
— А Шамиль, как всегда, захотел то, что брату принадлежит, и сам попробовать. Узнаю его натуру. Давай сюда руки, дочка. Спать пора. У нас с последними петухами ложатся.
Она сняла с меня веревку и постелила мне на пружинистой кровати с периной и огромными подушками. Постель пахла каким-то мылом и лавандой. Но я не спала. Я лежала и смотрела в потолок.
Среди ночи послышался скрип колес, как будто машина подъехала, и я в ужасе привстала на перине, забилась в угол, услышав голос Шамхадова. Приехал. И нескольких часов не прошло. Ну вот и все. Здесь никто меня спрашивать о согласии больше не станет. Тяжело дыша, соскочила с постели, озираясь в поисках оружия. Я просто так ему не дамся. Я буду сопротивляться, я буду так сопротивляться, места живого на нем не оставлю или себя изуродую, но он меня не получит. Никогда.