— Аслан, привел к тебе русскую.
— Входи.
Отворив железную дверь, втолкнул меня внутрь. Узкая комната, без окон, практически без мебели. Только шикарная двуспальная кровать, кресло и тумбочка. На кресле валяются вещи. И я увидела ЕГО, появившегося сбоку, из темноты. Скользнул по мне безразличным взглядом и повернулся к Рустаму:
— Я разве приказывал ее раздевать?
— Так всех заложников…
Он вдруг сгреб Рустама за шкирку, и у того с головы слетела шапка.
— Я спрашиваю — Я ПРИКАЗЫВАЛ ЕЕ РАЗДЕВАТЬ?
Повернулся ко мне и, схватив за лицо, развернул на свет, при этом совершенно не глядя мне в глаза… а я… я не могу смотреть на него. Просто не могу. Меня тошнит от одной мысли, что я увижу родное лицо так близко и… пойму, что оно стало настолько чужим и страшным.
— А это что? Кто? Это сделал кто?
Несколько секунд смотрел Рустаму в глаза. Потом за шкирку подтащил к тумбе, схватил за руку, насильно заставил положить ее на деревянную поверхность.
— Не надо, Аслан… не надо, брат. Она меня оскорбила… она в меня плюнула… брат, не надо, прошу.
Максим посмотрел на боевика, и тот весь обмяк, покрываясь потом.
— Разожми пальцы, или это будет рука.
— Аслааааан.
— Разожми.
— Аааааааааааа…
Я зажмурилась, когда услышала дикий вопль.
— Еще раз тронешь кого-то или что-то без моего приказа, пристрелю, как бешеную собаку. Скажи спасибо, что жив остался.
— Спасибооо, — рыданием.
Я все еще стояла с крепко зажмуренными глазами, вжавшись в стену спиной, когда захлопнулась железная дверь.
Послышались шаги, и я скорее угадала, чем увидела, что Максим стоит напротив меня. Еще несколько шагов, и он совсем рядом. Я медленно открыла глаза. Наши взгляды встретились, и тело пронизал ток, пригвоздив меня к полу.
Нет больше синевы… она спрятана под линзами. На меня смотрит сама чернота. И в ней нет жалости. Глаза, налитые кровью, с мешками под нижними воспаленными веками, затуманенные наркотиками, просто царапают мое лицо. Он рассматривает меня… как подопытное насекомое. Скрестив руки на груди.
— Идиотка, — скрипучим, хриплым голосом, так не похожим на его собственный. Молчу, глядя на него и дрожа всем телом. — Кто прислал?
— Там… в автобусе твои дети. Они голодают. Позаботься о детях…
— АСЛАН, — прорычал тихо, не давая назвать его имя.
— Аслан… — повторила жалким срывающимся шепотом. Но он даже не обратил внимание на мои слова, закурил, с шипением затянулся сигаретой и выпустил дым мне в лицо.
— Я спросил, кто прислал и зачем?
Усмехнулась пересохшими губами.
— Прислал? О чем ты… мы к тебе приехали. Я и дети… Они там в автобусе, ты понимаешь? Их же могут пристрелить, обидеть, ударить. Там Таяяяя. Она не ела несколько дней.