Заткнул мне рот ладонью, не давая договорить.
— Тихо. Заткнись. Иначе мне придется наказывать тебя… а я… я по. ка не хочу.
Опустил голову и тронул пальцем мою шею. Повел вниз к ключицам и обвел вырез, сжал грудь.
— Тебя хочу… бл*дь, Даша, я хочу тебя трахать, слышишь? Сейчас хочу.
Сбросила его руку.
— Дети где? — схватила его за рубашку и тряхнула. — Где дети?
Его ладонь вдруг схватила меня за горло и сильно сжала так, что я закашлялась и хрипло втянула воздух.
— А когда ты, дура, тащила их сюда, ты не спрашивала себя… где они будут? Откуда ты взялась, мать твою? Тебя не должно было здесь быть? Ты понимаешь? НЕ ДОЛЖНО.
— К тебе ехала… брак наш спасать. Тебя спасать. Себя.
Расхохотался, шатаясь и запрокидывая голову.
— Спасать? После того, как ты его погубила?
— Скажи, где дети?
— Задавай этот вопрос самой себе, — убрал волосы с моего плеча, поднес их к носу и втянул запах. — Ты так пахнешь… я ужасно тебя хочу.
И прижался губами к моей шее, а я впилась в его плечи дрожащими руками в попытке оттолкнуть. Но ему было плевать, он схватил меня за талию, приподнял и поволок к постели. Я упиралась ногами, пытаясь притормозить его, била по спине руками, но он намного сильнее. И возбужден. Я чувствовала его напряженный член бедром. Опрокинул навзничь на кровать и навалился сверху.
— Не прикасайся ко мне. Отпусти меня. Не смей.
— Ну ты же хочешь знать, что с твоими детьми, а я хочу к тебе прикасаться… Давай удовлетворим желания друг друга.
Я не верила своим ушам, он заставлял меня… это был шантаж. Самый омерзительный, гадкий, недостойный.
— Ты омерзителен. Это так… так противно.
— О дааа, тот еще подонок. Я хочу взять свое. Без насилия, как ты говоришь… сама дашь.
Схватил меня за волосы и заставил запрокинуть голову, чтобы пройтись языком по моему горлу вниз к ключице и прикусить грудь через ткань.
— Не твое. Твоего здесь ничего нет.
— Мое. Я сказал. Этого достаточно. Пока я так хочу — мое.
Я силой оттолкнула его от себя, но он навалился снова, перехватив мои руки и заводя их мне за голову.
— Хочешь знать, где они — раздвинь ноги и заткнись.
Смотрит на меня, пошатываясь на руках, пристраиваясь у меня между бедер.
— Ты — животное.
— Да кто угодно, — опустил голову и дернул ворот платья, отрывая пуговицы, раскрывая края, обнажая мою грудь. Оскалился и завладел моими губами. Не целуя, а сминая и кусая их, безжалостно, жестоко, наполняя мои легкие запахом алкоголя, заставляя задыхаться от отвращения. Я вертела головой в попытке освободиться от поцелуя, а он не давал мне этого сделать, а потом вдруг отстранился и спросил, глядя в глаза: