— Почему?
— Нет.
Ну как нет? Он совсем с ума сошел? Это же шанс бежать, это же единственная возможность. Завтра они его казнят и…
— Нет, я сказал. Уходи.
— Но ты…
— Узнают — убьют, — выдохнул и чуть вздрогнул, видимо, от боли, — тебя… даже он не спасет. А ты детям нужна. Не смей.
Наивный. Неужели он думает, что Максим будет кого-то из нас спасать?
— Дети… — прошептала у самого уха.
— Не в автобусе.
— Где?
— Не знаю.
И от его "не знаю" сердце так сильно сжалось и сил никаких не осталось от проклятой неизвестности, от бесконечного страха.
— Иди… — едва слышно, а мне руки разжимать не хочется. Так страшно опять возвращаться к пьяному чужому Максиму. Хочется глаза сильно зажмурить, а открыв, убедиться, что все это сном дурным было. Только не сон это, а страшная реальность, в которой мне теперь выживать приходится, и нет никакой уверенности, что завтрашний день последним не станет.
— Иди… все хорошо будет.
Не будет. Теперь уже никогда все не будет хорошо. Я не развижу все это, я не забуду, я не вылечусь, и эта боль оставит свои шрамы навечно.
— Эй… эй ты. Ты что там делаешь, мать твою?
Обернулась, а из-за кустов один из боевиков вышел, застегивая ширинку, и тут же за ствол схватился.
— Воды… воды просил… сжалилась, подошла.
Прохрипел Славик, но тут же получил прикладом по ребрам и глухо застонал.
— Ты, курвааа, ты что делала здесь?
— Он… он стонал, и я подошла.
— На улице что делала?
Навис надо мной жуткий, вонючий и борода до груди достает.
— Астма у меня… воздухом подышать вышла.
— Астма?
Сгреб за грудки, тряхнул, и у меня нож, который я у Максима взяла, из рук выпал.
— Что за… — подобрал нож и на меня смотрит, а я судорожно сглотнула и пальцы в кулаки сжала.
— Отпусти. Это жена Аслана. К нему отведи, пусть сам разбирается с бабой своей.
— Да ее, бл*дь, за то, что к свинье этой неверной подошла, зашибить надо. Трогала его вроде или показалось мне.
— Пусть муж разбирается, правильно Мустафа сказал, — голос узнала и замерла, не оборачиваясь, — запри в кладовке. Аслан встанет, сам решит, что делать с ней.
— Я б допросил сучку. Она тоже русская. О чем говорила с ним? Почему с ножом? Освободить хотела его?
— Жена Аслана это — я сказал. Даже если она б его сейчас на волю выпустила — он решать будет.
Шамиль грозно исподлобья на своего посмотрел, и тот назад отступил и мне кивнул.
— За мной иди. До утра в кладовке посидишь.
Я на Славика посмотрела и, тяжело выдохнув, пошла следом за бородатым, он мне дверь открыл в каком-то сыром узком помещении, заставленном банками с консервами, и, втолкнув внутрь, закрыл дверь снаружи.