– Мне надо уехать… просто уехать, хоть куда-нибудь, «… в страны дальния, где царит любовь, где царит покой, где страданья нет…» – стучали в голове слова из услышанного им сегодня романса. Но внутренний голос, мучивший его с самого утра, скрипел как плохо смазанная телега и не переставал грызть его и попрекать:
– Всё спешишь? Торопишься? Куда? Зачем? Не понимаю я уезжающих, уходящих… Из Тбилиси только Кура спокойно уходит. Но Кура что? Вода? Пришла – ушла. А человек так не может!..
– Не могу я больше оставаться в этом доме. – оправдывался он перед самим собой. – Как смотреть теперь в глаза Элизабед?
Немного погодя он нашёл силы признаться самому себе, что боится грядущих перемен. Да, ему стало страшно. Он и представить себе не мог, как отнесутся домашние к его срочному отъезду? Что-то неизвестное и тревожное, неприятно чужое терзало его душу. Так бывает иногда: даже в хорошую погоду, когда солнце светит, птицы щебечут, а сердце отчего-то обдаёт холодком в мрачном предчувствии. Но натура его, наполненная благородной гордостью и достоинством, решительно подталкивала к действию. И он… принялся укладывать свои вещи.
– Никала-джан, ты пришёл? Где ты был весь день? – услышал он вкрадчивый голос тётушки, завидевшей его через плохо прикрытую дверь. – Мы тебя заждались. Ужинать не садились… Что это ты делаешь?
– Мне надо уехать, тётушка, – тихо ответил он. А она – ласковая душа – заглянув в его глаза, осуждающе помотала седой головой:
– Зачем ты сердишься, сынок? Ты знаешь, что мы тебя очень любим, швило-джан. Успокойся. Сейчас накормлю тебя. Потом поспишь, а завтра будет другой день, и всё исправится и забудется. Поверь мне, старой…
– Не могу я здесь оставаться, тётушка. Виноват я. Обидел я Элизабед и нет мне никакого прощения…
…Элизабед не покидала своей комнаты. Сам же Нико выглядел очень несчастным, и домочадцы видели его грусть. И, страшно расстроенные, старались они сейчас изо всех сил что-то изменить в своём поведении, в надежде, что он передумает уходить. Но его намерение оказалось твёрже, чем можно было себе представить.
Невыносимая боль расставания охватила всю семью, которая со страхом ожидала наступления последнего и мучительного момента. И вот он пришёл, час прощания с родным домом, в котором он провёл 15 лет своей жизни.
– Мои дорогие, любимые люди. Я буду очень скучать по всем вам! – тихо молвил он, а его взгляд, совершенно неуверенный, вдруг встретился с глазами Элизабед. «Очи чёрныя, очи жгучия, очи страстныя и прекрасныя!» – волнительно пронеслось в голове.
Она была грустна и молчалива. И ещё заметней сделалось, какая она красивая!