— О, это я помню. — Его глаза блестели словно лед. — Но не уверен, насколько извинения уместны в такой ситуации.
Они и не были уместны. Совсем нет.
— Но я это сделала. — Она заставила себя посмотреть ему в глаза. — Мне жаль. Ты понятия не имеешь, как мне жаль.
Ничто в его виде не смягчилось. Хотя она не ожидала, что извинения помогут.
— Ты хотя бы представляешь, как плохо все могло кончиться?
— Я…
— Нет, — отрезал он, и Никки замолчала, — ты не дала мне возможности сказать тебе ни слова. За все четыре года. Ни когда я пытался звонить тебе. Ни когда пытался убедиться, что, мать твою, не обидел тебя. Ты исчезла, уехав в колледж. Исчезла с лица планеты и больше не появлялась.
— Разве ты не этого хотел? — спросила она. — Потому что я практически уверена, что тем утром ты сказал, что никогда больше не хочешь видеть мое «гребаное лицо». — Ком в горле стал больше. Даже думать о том, как он смотрел на нее, какое крайнее отвращение выражало его лицо, было все еще больно. — Я помню, ты это произнес.
Он не ответил.
— Еще ты сказал, что я отвр…
— Я помню, — перебил он.
— Тогда почему ты задаешь мне такие вопросы? Непохоже, чтобы ты действительно хотел поговорить со мной, — разозлившись, выпалила она в ответ. Девушка понимала: ее поступок был неправильным, более чем неправильным, но злость все равно росла внутри. Он что, действительно ждал, что она ответит на его звонки? После всего, что он ей сказал? После того, как увидел ее такой опустошенной? Она никак не могла разговаривать с ним. Ей было стыдно. Она была унижена. И что самое главное — ее глупое сердце разлетелось на миллион маленьких осколков.
— Но теперь ты вернулась, — сказал он. — Снова вошла в мою жизнь, как будто ничего не случилось.
— Я не вела себя так, будто ничего не случилось, и никуда я не входила…
— Ты понимаешь, что могло бы случиться со мной, если бы кто-нибудь узнал?
Она уставилась на него.
— Мне исполнилось восемнадцать, Гейб, я не была малолеткой…
— Это неважно. Ты, мать твою, была все еще ребенком…
— Я не была ребенком. Мне исполнилось восемнадцать.
Он резко рассмеялся.
— Да, конечно, но в восемнадцать ты еще не взрослая, дорогая.
«Дорогая».
Боже.
Сердце ее разрывалось. Он называл ее так раньше, и тогда это казалось ласковым прозвищем. Но не теперь.
И тут до нее дошло. Возвращаться было ошибкой. Никки сделала бы для родителей все что угодно, но в этот раз ничего не получится.
А Гейб все продолжал.
— Если бы мы поменялись ролями и я не был бы так пьян, что случилось бы? Если бы я пришел к тебе, когда ты была без памяти, и воспользовался ситуацией?