Все началось в конце лета. Я опять заявился к Вовке с потрясающим сюрпризом: отец подарил мне шикарный сборник лучших хитов «Роллинг Стоунз», самую настоящую пластинку, страдавшую только одним недостатком — югославским происхождением (у какого-то югослава он ее и приобрел поздно вечером в ленинградской гостинице за бутылку водки). На этот раз я не сомневался, что сумею произвести сильное впечатление, и снова просчитался.
Вовкины родители в очередной раз доверились беспочвенным клятвам своего нерадивого сына и, надеясь поднять его неторопливую успеваемость, вручили ему ко дню рождения сумму, необходимую для приобретения пластинки. В результате мои югославские «Роллинги» были посрамлены французским «Abbey Road», купленным для Вовки его старшим троюродным братом Борей, умудренным дискоманом, глядевшим на нас свысока и лупившим нас по рукам, невольно тянувшимся к Бориным пластинкам. И тут было понеслось! «Abbey Road», предварительно записанный и переписанный всеми, Боря обменял на «Red Rose Speedway» Пола Маккартни. «Red Rose» опять-таки все тщательно переписали на ленту. И Боря, милостиво бравший с собой на тучу Вовку в качестве хозяина без права голоса при обмене, на этот раз порадовал нас неслыханной прежде пластинкой «Дип Перпл» «Who Do You Think We Are» с великолепными и незаслужеино забытыми хитами «My Woman from Tokyo» и «Магу Long».
Засим Борина миссия была исчерпана. То ли он захворал, то ли ему просто было некогда или стало наплевать, а только в следующую субботу Мальбрук собрался в поход самостоятельно — Вовка почувствовал себя вполне оперившимся дискоманом и отправился на тучу без старшего товарища. Предварительно он обратился ко мне с невинной просьбой: не одолжу ли я ему своих югославских «Роллингов» не для обмена, а так, для солидности, все же две пластинки — не одна. Скрепя сердце, я внял его просьбе, снедаемый горькими предчувствиями.
Вечером, когда я пришел справиться о судьбе скромной, но дорогой для меня пластиночки, сердобольные Вовкины родители решительно заслонили своим телом дверной проем и объявили сына уехавшим на всю ночь к родной бабушке. До сих пор не хочется верить, что это было неправдою, но в тот вечер мне показалось, будто из-за приоткрытой двери в Вовкину комнату торчит грустная Вовкина нога. И мои опасения утроились перед лицом неизвестности.
Утром следующего дня (в те годы туча собиралась и в субботу, и в воскресенье) я вошел в сад Вайнера решительным шагом с готовностью узнать всю правду, какой бы горькой она ни была. Справедливости ради замечу, что у меня самого, впервые оказавшегося на туче, слегка поехала крыша и разбежались глаза. Никогда прежде я и представить себе не мог, что на свете существует такое множество пластинок. Они блестели целлофановыми презервативами, переливались всеми цветами радуги. И все же я сумел взять себя в руки и, разглядев Вовку в толпе дискоманое, кинулся иа него, как филин на кролика…