Брянцев вспомнил об остывшем кофе и отпил из кружки пару глотков.
— Надеюсь, это всего лишь робкое пожелание?
— Понимай как хочешь, — сказал Филипп, вылезая из-за стола и направляясь к окну.
— Ты в баню ходишь? — спросил Брянцев.
— Давно не бывал, — буркнул Филипп, не оборачиваясь.
— Но ты ведь знаешь, какая особенность у банного листа?
— Да знаю, знаю… Ну, так ты что решил?
Брянцев испустил тяжкий вздох.
— Дай немного подумать!
— Конечно, подумай! — охотно разрешил Филипп. — А вообще-то, дело в самый раз для «важняка».
— У меня знаешь, сколько таких дел в производстве? — Брянцев указал кивком на широкий, вместительный сейф.
— Ну, знаю: в основном, с мясниками возишься, — сказал Филипп. — А тут уникальная ситуация.
— В каком состоянии сейчас Ионин?
— Позавчера сделали вторую операцию. Состояние тяжелое, в сознание так и не пришел.
— Что говорят врачи?
— Ничего пока не говорят.
— Подозреваемые не установлены?
— Пока нет, но как раз сегодня я получил кое-какую информацию. Если она подтвердится, то на днях будет свидетель, который в момент нападения на Ионина случайно оказался поблизости и, возможно, запомнил хотя бы одного из нападавших в лицо. Из вещдоков имеются окурки и орудие нападения.
— Ладно, — обреченно махнул рукой Брянцев и выдвинул самый нижний ящик стола. Сейчас примем по грамульке, и ты еще раз подробно все расскажешь.
— Я бы еще кофе заказал.
— Одну порцию?
— Пока хватит одной.
— Два двадцать с вас. Зелеными.
— Получи и распишись, — Филипп показал фигу.
— До моей Машки тебе далеко, — спокойно парировал Брянцев, включая чайник. — Вчера после болезни сходила в садик. Вечером спрашиваю: «Машенька, как тебя мальчики-то встретили?» «А ну, говорит, их на хей!». У меня, челюсть отвисла. «Машенька, — говорю, — разве так можно?». А она: «Папа, это ведь такая шутка!»
— Сколько ей? — спросил Филипп.
— Через месяц три с половиной годика исполнится. Все буквы знает. Умная — спасу нет.
В Торске Валентин не знал, что такое простуда. Если не считать обязательных для работников завода профилактических осмотров, можно считать, что он за все годы проживания в Торске ни разу не был у врача.
Возможно, сказалась перемена климата, только не прошло и двух месяцев со времени приезда в Екатеринбург, как однажды ночью у него поднялся жар. Он метался в постели, пытаясь в беспокойном поверхностном сне ухватить руками и соединить концы телефонного провода. Утром его разбудил Олег:
— Опоздаешь на работу!
Яркий свет электрической лампочки резал глаза. Валентин хотел сказать, что сейчас встанет, но вместо слов изо рта у него вырвалось лишь бессвязное сипенье, и острая боль резанула горло.