— Хорошо, чем нам с отцом заниматься? Идти в метро цветами торговать или исполнять народные песни и танцы? — перекинулась Капа на Анжелу.
— Это было бы лучше и интереснее для вас обоих, — парировала дочь.
— Жизнь подскажет, — философски заметил папа, вид у него был измученный, видно, решение далось нелегко. На заводе, в конструкторском бюро, он проработал большую часть жизни, попав на него сразу после окончания политехнического института.
Анжела выдвинула идею фикс, заинтересовавшую меня.
— Уезжать надо, как говорится, рвать когти. У нас еще лет десять, если не больше, продлится бардак, пока правительство не определится, что в конце концов будем строить, в какое светлое будущее вести народ. Ведь наши привычки — наши гены: до основания разрушить, чтоб из обломков построить новые имения…
— Имена, — возразил папа.
— Вот только не надо говорить про заграницу, — заявила категорично мама.
— Заграница нам поможет! — воскликнула Анжела.
— Это идея, — подхватил я. — Точно — эмиграция.
Все посмотрели в мою сторону.
— Сереженька, и ты туда же? — вздохнула Капа. — Тебе-то что здесь не нравится?
— Все не нравится. Я говорю про другую эмиграцию, про эмиграцию в иномирье.
Мама покачала головой, и все дружно улыбнулись — мол, совсем больной ребенок.
— Вы не поняли меня.
— Зря я не привил тебе любовь к классической литературе, — сказал отец.
— Мой дядя, твой брат Артур, может нам в этом помочь. Вернее, вам, — поправился я.
Отец сурово посмотрел и ответил:
— Что он, что ты — ягоды с одного поля. Я практик, а не теоретик, считаю и считал, что машину времени, как и вечный двигатель, невозможно построить, этому противоречат все законы природы.
— Ну, в законах природы я не силен…
— Это было бы здорово, — мечтательно протянула Анжела.
— Я не говорю про машину времени, есть старая уэллсовская версия — машина пространства. Дядя изобрел именно такую машину. Мы испытывали, — я зашептал, — это большая тайна. Машина отыскивает иномирья. Что-то вроде параллельных миров, не связанных с нашим прошлым и будущим. Вот туда, в иномирья, я и предлагаю вам эмигрировать.
Все дружно расхохотались.
— Но ведь я рассказывал вам…
— Про Минотавра, — вспомнила мама.
— И про Елену Прекрасную, — ввернула, смеясь, Анжела.
— Чистая правда, — я посмотрел на отца. — Все так и было. Дядиному изобретению около двух лет, просто он не спешит его обнародовать. Говорит: «Если народ не дорос, то правительство тем более», и считает, что изобретение преждевременно.
— Преждевременно, — повторил отец. Он посмотрел в черный квадрат окна, в котором торчал, вытянув длинную шею, фонарь, рассеивая тусклый желтый свет. — Но если… Если только предположить… — Батя повел крупными широкими плечами, наработанными в юношеской школе бокса. — Если только предположить, что… — Улыбаясь, обвел всех рассеянным взглядом, — это было бы здорово. — Взгляд задержался на Капе. — Ты как считаешь?