Однако слышать несчастную женщину было некому, кроме сидевшей за печью Лизы. Старших детей еще вчера увели наверх и не разрешали спускаться, говоря, что маменьке нужен покой, только на нее, тихо сидящую в углу с тряпичной куклой, никто не обращал внимания. На нее вообще редко обращали внимание, считая, что все равно ничего не поймет, а потому и не стеснялись говорить при ней разные вещи.
Получив от Матрены свежеиспеченную лепешку, Лиза подхватила куклу и быстро-быстро засеменила в ту часть дома, где находились родительские покои. Если во всем доме стояла мертвая, оглушающая тишина, сквозь которую так хорошо слышались плач и стоны ветра, то там еще теплилась жизнь. Из спальни, где сначала пыталась родить, а теперь умереть мать, иногда выходили толстые тетки в перепачканных кровью одеждах, выносили тазы с окрашенной в алый цвет водой и возвращались уже с чистой. Лиза знала, что колодец тоже замело, и для того, чтобы добыть воду, топили снег в огромных котлах прямо в печи.
Лиза спряталась за тяжелый шифоньер, чтобы никто не заметил ее, и откусила лепешку. Идти наверх, к остальным детям, она не хотела. Те не любили ее, а она была равнодушна к ним. Уж лучше остаться здесь, слушать, что говорят взрослые, да тихо жевать лепешку.
— А что толку от того доктора? — сказала одна из двух женщин, которые в очередной раз выносили из комнаты таз с кровавой водой. — Ребеночек-то лег поперек, и все, не выйдет теперь. В городе, говорят, разрезать могли бы живот, да достать, но теперь и это поздно. Помер он еще вчера, теперь травит барыню ядом своим.
— Она уже и не стонет почти, — с ужасом кивнула вторая женщина, гораздо более молодая, но такая же толстая и неопрятная. — Исповедаться бы ей теперь.
— Батюшка не придет, ты же знаешь, — перебила ее первая.
И Лизе вдруг показалось, что этот разговор имеет какое-то отношение к тому, что говорили женщины на кухне. Она только не понимала, почему не может прийти батюшка? Ведь небольшая церквушка есть прямо в деревне, через четыре дома, а батюшка живет при ней. Какой бы ни был снег, а дойти оттуда могла бы даже она.
— А ты что здесь делаешь? — вдруг раздалось над самой головой у Лизы, заставив ее испуганно вздрогнуть.
Она сразу узнала голос отца. Подняла голову и встретилась с ним взглядом, спрятавшимся под насупившимися косматыми бровями. Отец выглядел уставшим, под глазами залегли огромные тени, а рот недовольно скривился. Он никогда не бил Лизу, но та все равно его боялась, видя, как он наказывает розгами старших братьев. Вот и сейчас она сжалась в комок, прижимая к себе куклу и недоеденную лепешку. Но вместо того, чтобы вытащить ее из-за шифоньера, отец выпрямился и поискал кого-то взглядом.