– Да на одну ладошку положим-покладем, а другою и прихлопнем. Велика наука – дать комару в ухо. Лишь бы попасть, а там как получится.
– Смотрите, не подвели чтоб…
– Государь, – один солдатик спрашивает, помаргивает, – а нам за то, что драться станем, ничего не будет? Не накажут ли?
– Почему так спрашиваешь?
– Так у нас в Сибири драчунов в острог садили, на хлебе-воде держали-выдерживали.
– Коль хорошо драться станете, то не только не накажу, но еще и награжу. – Царь в усы усмехается.
Перед походным аналоем Петр Алексеевич шаг сбавил-придержал, Репнина Аникиту к себе подозвал.
– Не та ли это икона будет, про которую ты мне столько раз рассказывал? – на Знамение Божией Матери указывает.
– Она и есть, государь, Абалакская. Не я ее, а она меня в дальних краях нашла, сызнова знак подала, Чудотворная.
– Чудны дела Твои, Господи, – промолвил Петр Алексеевич задумчиво.
…А тут дело началось горячее, пошли сшибки-сражения с неприятелем. Швед – вояка наипервейший, дерется умеючи, с хитростью. И во все горячие места царь Аникиту Репнина отправлял с Тобольским полком, с удальцами сибирскими. В свои 32 годочка стал Аникита Иванович генерал-аншеф, чин немаленький. Правда, и с ним осечка как-то вышла-случилась. Попал в засаду вражескую, людей потерял, позиции сдал, был царем до рядового разжалован. Только за храбрость его чины-награды вернули, служить далее приказали. И отличился князь в битве под Лесным, когда шведов было столько, что и счесть нельзя сколько, а все одно разбили наши неприятеля, три тысячи в полон взяли, а восемь тысяч мертвыми положили.
И Тобольский полк всем пример давал-показывал. Глядит как-то царь в трубу подзорную, а на солдата русского трое шведов набросилось. А тот, не будь плох, ружье, как цеп, за дуло ухватил и пошел их крестить-охаживать, словно на току стоит, зерно молотит, так и отбился.
– Сыскать удальца, – царь после боя повелел-приказал, – хочу поглядеть, кто таков.
Приводят того скорехонько, перед царем во фрунт поставили. Стоит солдат, с нога на ногу переваливается, покраснел лицом, словно девка на выданье, видать, решил, что царь за ним вину сыскал, станет наказывать.
– Из чьих будешь? – спрашивает его государь.
– Знамо дело, сибиряк, – басом тот ответствует, как медведь из берлоги посреди зимы.
– И где ж ты так драться-то выучился?
– Да разве я дрался? Извини, государь, коль не угодил чем. То я лишь отмахивался. Пристали шведы поганые, как мухи. Что я им, сахарный? Вот и вдарил чуть, в полсилы. Коль нельзя, то не стану боле так… Уж ты меня в первой раз не наказывай.