Невеселый смешок сорвался с губ Домби, и он отвернулся от окна. Рискованно, конечно, выражать сомнения даже коллеге по проекту, но удержаться он не мог.
— Чистота? Да тут чистотой и не пахло. Одна грязь с самого начала.
Захария повернулся к нему:
— Ты знаешь, я не говорю о моральной стороне.
— А я говорю.
— Речь идет об условиях эксперимента.
— По правде говоря, меня не интересует твое мнение ни о моральной стороне, ни об условиях. У меня раскалывается голова.
— Я пытаюсь честно выполнять порученное мне дело, — Захария все еще дулся. — Ты не можешь винить меня за то, что эта работа грязная. Не я определяю политику проводимых здесь исследований.
— Об этом не тебе говорить, — пробурчал Домби. — И не мне. Мы — мелкие сошки. Вот почему и определили нас в ночную смену, приглядывать за мальчишкой.
— Если бы я определял политику, то выбрал бы тот же курс, что и доктор Тамагучи. Черт, ему не оставалось ничего другого, как провести это исследование. У него не было выбора, когда стало ясно, как далеко продвинулись в этом направлении китайцы. И русские помогают им заработать твердую валюту. Наши новые друзья — русские. Вот уж шутка из шуток. Добро пожаловать в новую холодную войну. Это китайский грязный проект, помнишь? Мы их лишь догоняем. Если ты хочешь винить кого-то за то, чем мы здесь занимаемся, вини китайцев, а не меня.
— Я знаю, знаю, — Домби провел рукой по курчавым волосам. Он понимал, что Захария доложит о разговоре кому следует, а потому ему следовало занять более сбалансированную позицию. — Они очень меня пугают. Если кто посмеет применить такое оружие, так это китайцы. Или Северная Корея и Ирак. Безумцев, стоящих у власти, хватало всегда. Нам остается только одно — укреплять собственную безопасность. Я в это искренне верю. Но иногда… у меня возникают вопросы. Пока мы стараемся обгонять наших врагов на шаг, не становимся ли мы такими же, как эти узкоглазые? Не становимся ли тоталитарным государством, которое так нам претит?
— Возможно.
— Возможно, — повторил Домби таким тоном, будто у него сомнений в том нет.
— А какой у меня выбор?
— Думаю, никакого.
— Посмотри, — Захария указал на окно.
— Что там?
— Стекло очищается. Там теплеет.
Оба ученых вновь посмотрели в камеру-изолятор.
Истощенный ребенок шевельнулся. Повернул голову, посмотрел на них с больничной койки, на которой лежал.
— Это чертовы глаза, — пробормотал Захария.
— Пронизывающие, не правда ли?
— Когда он так смотрит… у меня мурашки бегут по коже. Словно из них выглядывает кто-то еще.
— Ты всего лишь чувствуешь себя виноватым.