Зато духи летали вокруг меня, стеная и протягивая руки, несколько прозрачно-серых фигур, кажется, рыдали. Их голоса звучали из кинжала, умоляя освободить.
Решив разобраться с этим вопросом позже, потянул за дверную ручку. С оглушительным скрипом рассохшаяся преграда сместилась в сторону буквально на пару миллиметров. Пришлось убрать косу и попробовать открыть проход двумя руками. Натужно вопя, дверь-таки зашевелилась, что-то хрустнуло, и тяжелая конструкция оказалась вырвана, едва меня не придавив.
Отлично, начнем знакомство с хозяевами хутора с порчи имущества. Прислонив дверь к стене, я вошел в темное помещение.
Наверное, когда-то здесь было красиво – покрытые паутиной пыли сени, занавешенные посеревшими тряпками резные окна, выжженная вычурная вязь украшения на круглых бревнах. В стенах выступала пакля, обросшая пылью.
Борясь с желанием чихнуть, двинулся вперед. Если уж шахаты не нападают – опасаться нечего. Если вспоминать Аурику, впереди меня ждет метающийся в горячке бреда человек.
Миновав сени, я убедился, что прав. На широкой кровати, укрытый множеством теплых одеял, лежал седовласый старик. Его восково-бледное лицо казалось мертвым, и только распахнувшиеся при моем приближении глаза светились жизнью.
Темная комната, куда с трудом пробивался свет из закопченных окон, заставлена домашней утварью, в большинстве своем заваленной пожелтевшими бумагами. В голове сразу пронеслись воспоминания о раскопках, древних письменах и, почему-то, рассказ о Дагоне[1].
— Подойди, — прохрипел старик.
Я осторожно приблизился, стараясь не задевать старые манускрипты. В голове все еще крутились воспоминания о находках древних бумаг, что при соприкосновении с кислородом обращались в прах. Эти от свежего воздуха не развалились, но рисковать не хотелось.
— Я... — просипел дед, с трудом раскрывая рот. — Ждал... Тебя...
Вот это поворот, хмыкнул я про себя, опуская левую руку на ножны с кинжалом. Глаза старика проследили за моим движением и расширились.
— О, нет! — простонал он, едва не плача. — Ты пришел за мной... — из глаз старика полились слезы. — Мы все прокляты, Галад... Из-за тебя!
— Я не Галад, — негромко ответил, убирая руку от Зова Бездны. — Я его убил, можешь не бояться.
— Вот как... — выдохнул дед едва слышно, но слезы литься не перестали.
Из-под одеял показалась сухая сморщенная рука. Длинные пальцы, среди которых не хватало мизинца, сжимали украшенный шелковым узором платок. Вытерев лицо, старик тяжело вздохнул и закрыл глаза.
— Если Галад Безумный мертв, то и моя служба пришла к концу.