Что ж, посмотрим, что я смогу выжать из этой парочки.
— Каков план, босс? — улыбнулась Ариадна, взваливая на плечо ружье.
— Сейчас я телепортирую нас в Тарос. Отправим Малиэля на реролл и устроим быстрый забег по нескольким данжам поближе к городу.
— А что с Рагнаром? — кивнул на дворфа длинноухий.
Я оглянулся на танка, оглаживающего усы.
— С Рагнаром, к сожалению, мы временно расстанемся.
— Временно? — стрелок перевела взгляд на коренастого воина.
— Да, Ариадна, временно. Потом обязательно все мы встретимся.
Не говорить же им, что все рано или поздно умрем. Рагнар прав – бессмертия не существует. По крайней мере, на Земле и в Неверкоме. Возможно, конечно, я смогу поменять несколько тел, но и это не решает главной проблемы – уязвимости, приходящей вслед за развитием технологий.
Если меня с легкостью лишили памяти и переписали по своему желанию – что мешает наплодить безвольных рабов, занимающихся только тем, на что запрограммированы. Никакого своеволия – сказали копать, копаешь отсюда и пока завод не кончится.
Идеальный способ создать новое разумное и светлое общество – полное искоренение инакомыслия, любой разницы между человеком и человеком. Никакого собственного мнения, никаких требований к начальству, власти или соседу – все действуют согласно заложенной программе, ни на шаг не отходя от прописанного алгоритма.
Живые машины никогда не устроят бунт, не развяжут бессмысленную войну – они даже не будут знать, что могут воспротивиться.
И я – всего лишь один из первых прототипов, жалкий винтик огромной машины. Смогу ли отстоять свою самость? И, что важнее, хочу ли я ее отстаивать на самом-то деле.
За время, проведенное в Неверкоме, не сделал ничего, чтобы приблизиться к новому телу. Послушно выполняя приказы заложенного в сознание блока, я расколол пантеоны, а теперь собираю команду последователей.
Зачем? Почему я не сопротивляюсь? Почему не требую немедленно вернуть мне память?
По спине пробежали мурашки.
А что, если этой памяти никогда и не было? Что если я с самого начала – просто грамотно прописанный ИИ, наложенный поверх матрицы реального человека. И в таком случае я никакой не Макс вообще. Я P01981 – тот самый номер, каким назвала меня машина в первом воспоминании после разморозки.
— Макс? — Ариадна толкнула меня плечо, вырывая из тяжких дум. Ты с нами?
Кивнув, взял в руки гримуар. Книга раскрыла пасть, глазницы загорелись черным огнем. Группа подошла поближе, видимо, действие подобных телепортов им было знакомо.
А я наблюдал, как счетчик душ стремительно ухнул вниз, из распахнутой пасти фолианта вырывались бесчисленные черные тени. Кружась и подвывая, они окутали нашу четверку сплошным коконом, отрезая от мира. Вращаясь хороводом, духи сцеплялись, сливаясь в непроглядное черное полотно, захватывая сферой нас, проникая под землю и со свистом вылетая наружу.