– И это все?
– Нет, не совсем. В битве за крепость, с которой я начал рассказ, участвовал сам Ричард Львиное Сердце, и я сложил о нем песню. Если хотите, я могу…
– Не сейчас, – остановил его Лембит. – А теперь ты можешь идти.
Дождавшись, когда Вальтер, забрав так и не востребованный гитерн, покинет двор Уго, Лембит вновь повернулся к командирам отрядов.
– В любой битве погибают воины. Только боги знают, кто вернется домой, а кто нет. Но услышанный нами рассказ был действительно интересен, и я рад, что Уго привел этого человека сюда. Скоморох сказал, что погибают те, кто первыми нападают на крепость. Но именно это и собираются сделать курши. От нас они ждут помощи в открытом бою, когда германцы выйдут за городские стены. Мы обещали им именно это, когда пожимали руки, верно?
– Верно, верно, – подхватили старейшины, и даже вечно сомневающийся Кирьянс подтвердил:
– Да, тогда уж мы покажем германцам, что могут ливы.
Встретив ожидающий взгляд Лембита, Уго тоже поднялся с места. Каким-то образом старейшине Ире удавалось поворачивать в свою пользу любое сказанное слово. Может быть, потому, что боги действительно стоят на его стороне. И этот мудрый человек, наверное, сможет найти правильное решение даже в случившемся с Леей.
– Нам надо проверить нашу готовность к действиям до начала настоящей битвы. Никогда еще столько наших воинов не собирались вместе. Когда я поведу войско в бой, я хочу быть уверенным, что каждое мое слово будет услышанным, и что я смогу послать любой из отрядов туда, где это требуется, так же быстро, как кидаю топор.
– Моя конница первой ворвется в Ригу! – возбужденно выкрикнул Велло.
– Чтобы ворваться в Ригу, надо сначала переправить через Вену лошадей, а это могут сделать только курши на их кораблях. Конница будет нужна для других целей. – Уго отцепил притороченный к поясу мешочек и высыпал на стол шахматы. Быстро отделив черные фигуры от белых, он с удовлетворением отметил изумление в глазах окружающих его старейшин и сказал:
– Черные – это войско германцев. Белые – мы. У меня другой план, который мы должны отработать сегодня.
После ухода мясника епископ еще долго сидел в одиночестве, размышляя над услышанным на исповеди. Всевышний создал род человеческий таким, как он есть, и не ему, грешному, судить об этом. Жизнь схимника не лучший выход. По его собственному повелению в устье Вены возвели монастырь-крепость Дюнамюнде. Фанатичные монахи-цистерианцы проводят там жизнь в суровой изоляции, в трудах и молитвах, подавляя позывы собственной плоти. Но разве отказ от дарованного Всевышним в самом деле благо? Великий Рим воздвигли язычники, грешники, вся его история пронизана развратом и заговорами, насилием и убийствами, но величие города только растет, население прибывает, империя процветает. С каждым днем все больше становится и Рига. Вся Ливония. Не отрешением и молитвами, прости Господи, а трудами и силой, огнем и мечом. Люди плодятся потому, что ими движет страсть и похоть. Может быть, в этом и есть ирония и величие Божьего замысла, чтобы грешники своими руками выстраивали замок света, который будет ярко высвечивать несовершенства каждого из них? И потому мелкие, доступные человеку радости плоти в краткий век земной жизни не столь уж тяжкий грех по сравнению с дарованной человеку вечностью души! Акт раскаяния важней маленьких человеческих слабостей. Главное – безусловная вера в Бога, в возможность будущего прощения. Сомнения в умах переходят в заговоры и бунты, когда ум человеческий находится в праздности, когда нет впереди великой цели, ради которой можно пожертвовать многим, даже самою жизнью. И разве его, пастора, высшим назначением не является указание пастве этой цели? Разве не для этого доверен ему его высокий пост?