— Ослабьте вервь, — говорил он. — Руки скоро отсохнут. Как я работать буду…
— Тебе бы за судьбу дальнейшую побеспокоиться, а все тщишься члены свои защитить, — усмехалась одна тень.
— Да не дерзить, коль загнал себя в незавидное положение, — вторила другая.
— Без рук и жизнь не мила, — отвечал Васер. — Кому я нужен буду, калека юродивый.
— На паперти пойдешь стоять. Люди жалостливые таким поболе всего подают, не пропадешь.
— И много ль вы насобирали? Как посмотрю — о ней много знаете. Приходилось раньше бывать, не так ли? — говорил он, уже зная, чего ожидать.
К нему подходили и вновь били в живот: коротко и не сильно, но так, чтобы прочувствовал неприязнь, которую к нему испытывают собравшиеся в темнице люди. По внутренностям растекалась горячая режущая боль. Что-то повредили, ублюдки…
— Не перестарайся, — говорила первая тень. — Выворотню он живой нужен. С нас же спросит, если раньше времени на тот свет отправится.
— Пусть за языком следит, чучело. Я человек не гордый, но язык у него островат, укоротить бы не помешало.
— Все будет, — смеялись ему в ответ. — Дай только хозяин разберется.
Потом его били еще и отходили в сторону.
«Устали, наверное, — подумал Васер во время кратковременной паузы. — Сколько это будет продолжаться?»
Пальцы немеют. Вот-вот остановится кровоток — тогда он станет бесполезен, даже если его оправдают. Какого демона он вообще повелся на уговоры Бернарда? Сидел бы сейчас спокойно в доме, глядел не каменный сад, а шаловливая рука привычно ласкала бы бедро Роксаны…
Хлопнула дверь, кто-то вошел в помещение:
— Руки перевяжите ему, — сказал другой, хрипящий низкий голос. — А лучше вообще развяжите — некуда бежать. И мешок с головы пока снимите. Может и не живой он больше. Замучили парня до разбирательства…
— Да он первый начал. Когда пришли, сопротивляться стал. Думал окном уйти… Виноват, одним словом. Был бы не при чем, сидел бы на месте ровно.
— Знаю я вас, головорезов. Дурно парню от лиц ваших злобных стало, вот он и побежал. В переулке темном встретишь — недолго и помереть со страху.
— Ты бы полегче, Гунар. Я тебя уважаю, но за такие слова и в зуб не поленюсь засветить.
— Ну, так зачем же дело стало. Давай, я жду.
— Больно надо руки марать… И так вижу, что отделали тебя хорошенько. Гостье, что ль, твоя учтивость не по вкусу пришлась? Зубы-то все на месте?
— А ты не лыбься зазря, а то и твои корешки пересчитает, глазом моргнуть не успеешь.
— Я к этой страшной девке, и на километр близко не подойду. Скажешь тоже…
— Тогда развязываете, говорю, — сказал тот, кого назвали Гунаром. — Хозяин с гостьей скоро закончит — этого подавать надо будет. Пусть в себя придет, да оправится.