Не будь они своим покупателям милее, чем мне, не радуй они их глаз больше, чем мой, не теснилось бы бесславное племя по здешним узким переулкам, не печалило бы неприятными встречами приезжих, привыкших к лучшим картинам, но в глубине своей Скифии вместе с худою и бледною Нуждой среди каменистого поля, где ее поместил Назон, зубами и ногтями рвало бы скудные растения.
Впрочем, об этом довольно.
Место действия — Италия, время действия — XIV век, автора письма изучают, наверное, во всех школах мира. У нас так точно.
Кто угадает автора?
Да, это был великий поэт эпохи Возрождения Франческа Петрарка. А процитировал я его письмо к Гвидо Сетте, архиепископу Генуи. 1367 г. А прекрасный город, засиженный "понаехалами" — это Венеция.
История приключилась следующая. Как вы помните, было время, когда итальянцы активно влезли в Крым. Ну да, да — Судакская крепость, Старый Карантин в Феодосии — все видели, все знают.
Так вот, все эти жители Генуи и Венеции помимо прочего занимались еще и тем, что активно скупали по демпинговым ценам рабов, которых вернувшиеся из набегов крымские татары продавали на рынках Кафы и других невольничьих центров. То есть, по большей части — русских, поляков, черкесов и т. п.
Скупали, значится, в товарных количествах, и везли домой, дабы те непроизводительным трудом поднимали экономику родной Италии. Скоро этих невольников там стало так много, что великий поэт-гуманист не выдержал и начал ворчать по поводу засилья "инородцев".
Ну не любил классик лимиту. Не любил.
Элиот Уайнбергер про сытость
«В последние тридцать лет более или менее имущие обитатели развитых стран завалены продукцией. Взять хотя бы искусство. В музыкальных магазинах — сотни тысяч дисков; мой телевизор принимает семьдесят каналов; в «Справочнике по американским поэтам» перечислены примерно семь тысяч живых, печатающихся стихотворцев; есть веб-сайт, где выставлен на продажу миллион новых книг, и есть веб-сайт с четырьмя миллионами старых книг, которые уже не допечатываются; картинных галерей, танцевальных и музыкальных заведений в любом большом городе стало столько, что хочется сидеть дома и смотреть в пустоту.
Для искусства это означает, что сейчас почти невозможно оказать какое-либо влияние.
Первое издание «Бесплодной земли» Элиота вышло тиражом всего пятьсот экземпляров, но эта вещь преобразовала поэзию на многих языках и была известна всем читателям современной поэзии, вызывая у одних восхищение, у других отторжение. Теперь подобное непредставимо: последней книгой, мгновенно подействовавшей на литературу как таковую в международном масштабе, был роман «Сто лет одиночества», появившийся в 1967-м году — как раз перед наступлением нынешней эпохи перенасыщения».