Вот как??? Как она стала хозяйкой, вовсю изображая служанку? А? Как? Зачем она всё это сделала? Зачем прилюдно опозорила его? Для чего? Он никогда не делал ей ничего плохого. Он её даже поколотить не мог, опасаясь тяжёлой руки отца. Почему она делает всё, чтобы испортить ему жизнь?
С-сука, распутная сука. Она свободно, походя окрутила двадцать мужчин, как всю жизнь этим занималась, и не отпускала их внимания до конца вечера, когда слушая гостей, когда подогревая их интерес загадками и весёлыми историями. А танцы? Она нимало не заботилась тем, что греческая туника в танце ничего не скрывает, и двадцать пар глаз жадно разглядывают её разгорячённое тело. И ни разу, ни разу она даже не посмотрела на него.
От воспоминаний Джатто скрипнул зубами и едва вновь не пустил коня галопом. Но сдержался. Жизнь с отцом, от которого он по малейшему поводу получал тумаки и затрещины, научила сдерживаться. И если до того случая с проклятым сосудом было ещё терпимо, то после жизнь ещё долго казалась ему адом на земле. Oтец так никогда и не простил ему порушенных планов и во всех своих неудачах в жизни винил только его и якобы его проступок. Да, мечте о возвышении не суждено было сбыться. Так кто виноват? Как будто, в самом деле, только от того сосуда, а не от предприимчивости, ума и силы отца зависело, признают ли его главенство в консортерии. Как будто из-за мелких проступков Джатто на два года упала цена на шерсть. Как раз в те годы, когда венецианцы стали привозить пряности из Анатолии и Колхиды, подорвав торговлю с Магрибом, отчего доходы семьи резко упали. Подскочившие цены на зерно и вино могли бы компенсировать потери, но упрямый осёл держался только за свои пряности и шерсть. Он решился купить виноградники и пахотные земли только когда нечего стало вкладывать в убыточные предприятия. Под землю он сумел получить заём. Да только в самый пик цен. Вобщем, одна глупость за другой. Теперь этот сгусток ослиной блевотины, наконец-то, подыхает, но разве в конце своей никчёмной жизни он оставляет после себя что-то хорошее? Да, долги отданы, но на этом и всё. Поля и виноградники приносят от силы три сотни лир в год, чего едва хватает на содержание дома и семьи. Джатто надеялся, что после смерти упрямого дурака, тех девяти сотен лир, оставшихся от продажи мастерских и доли с галер, хватит на приобретение оливковых плантаций. Кое-что можно было бы пустить не на выделку, а на окраску уже готовых тканей, что менее выгодно, но гораздо надёжнее и стабильнее. Но теперь львиная часть этих денег уплывает из семьи в руки пока ещё даже неизвестного муженька любимой доченьки, суки Джанки! А оставшееся будет лежать мёртвым грузом, потому, что мама - святая женщина, ангел во плоти, но совершенно не способная приумножить финансы семьи. И что делать по этому поводу, Джатто не знал. Он ждал, надеялся и страстно желал смерти отцу, но не хотел желать смерти матери. Хотя другого выхода не видел.