Служанка попросила меня следовать за ней. Я поначалу не обратила внимания на монотонность ее голоса, получив возможность пообщаться хоть с одним потенциально нормальным человеком:
— Как тебя зовут?
— Можешь звать меня, как тебе захочется, или не звать вовсе. Но если непременно нужно имя, то Марушка, — на одной ноте произнесла она.
Я растерялась:
— Хорошо… Марушка. Давно здесь служишь?
Она не ответила. Возможно, сама по себе была неразговорчивой, или ей попросту запретили со мной общаться… Однако больше всего смущал ее бесконечно унылый голос, и я не собиралась сдаваться — надо было выяснить хоть что-то.
— Добр ли твой господин, Марушка? — снова в ответ тишина. — Часто ли заходит Эльрик? Ты знаешь Эльрика?
— Конечно, — она удивила тем, что наконец-то соизволила открыть рот. — Эльрик выполняет мелкие поручения господина и нередкий гость в этом доме.
— А тебе здесь нравится?
И опять молчание. Мы плелись по бесконечному коридору. Сейчас это жалкое подобие человека доведет меня до нужной двери и оставит без ответов? Ну уж нет. Я схватила ее за плечо и развернула к себе, повторяя вопрос:
— Тебе здесь нравится, Марушка?
И замерла. Девушка была довольно молода и симпатична, но ее глаза были… пустыми. Я не могла подобрать лучшего определения. Еще более пустыми, чем ее пустой голос. Я от этого неприятного осознания ухватила ее крепче и встряхнула:
— Марушка!
— Да, Тайишка. Что прикажете?
Ужас какой… Кукла? Запрограммированная на определенные ответы? Я резко выдохнула и попыталась говорить спокойнее:
— Прикажу отвечать на мои вопросы, что же еще? Как давно ты в этом доме? Или тебе нельзя отвечать?
— Почему же, можно, — она смотрела на меня мутно-голубыми стекляшками. — Просто не вижу в этом смысла. Лет семьсот примерно.
— Сколько?!
— Лет семьсот примерно.
Хоть руки у меня и задрожали, но упускать инициативу я не собиралась. Перепугаться от осознания всегда можно и попозже.
— Ты живешь семьсот лет?!
— Живу?.. — она как будто задумалась. — Ну, можно и так сказать. Господин Шакка не любит изменений в обстановке, и потому оставил себе всех слуг, которые были с ним с самого начала.
— Оставил? — кажется, я поняла смысл сказанного. — Он вас воскрешает, что ли?! Это ж сколько раз он тебя воскрешал, что ты на живое существо перестала быть похожей?
— Всего один, — монотонно ответила служанка. — Но господин не любит шума и скандалов, потому он возвратил нас частично. Зачем эмоции, если и без них работать можно?
У меня попросту не осталось слов. И Тайишка внутри окаменела. Мы пока это даже друг с другом обсуждать не могли. Моя комната оказалась небольшой и довольно уютной, если бы мне было дело до уюта. Широкая кровать, тумба с масляной лампой, шкаф… Но я, как только Марушка ушла, приблизилась к окну. Вон там садовник обрезает ветки, тут женщина продолжает подметать дорожку, вдалеке у забора пара работяг что-то пилят… И что, все они такие же зомби? Воскрешенные неэмоциональные марионетки, которые уже семь столетий подряд подрезают, пилят и подметают? Обхватила себя руками, пытаясь унять озноб. Даже общество гаки теперь не казалось таким уж страшным — тварь хотя бы улыбаться умела и хохотала вполне себе по-человечески! А эти ходячие трупы… Нет, меня истеричкой не назовешь! Но все внутри мелко тряслось от осознания, что вокруг меня, кроме самого господина, нет ни одной полноценно живой души. Теперь я боялась — как никогда до сих пор. Ощущала настоящий, вяжущий страх, лишающий сил и надежды.