— Ну опять недвигу продают в полусонном режиме, — начал экзекуцию Тимичев. — На этом направлении все спят, все думают, как по мелочи наварить, в карман к акционерам заглянуть, нет чтобы положить в него чего.
«Нассал бы я в него при случае», — подумал Стас. Но неожиданно для себя произнес:
— Есть стратегия, определенная правлением, я работаю в ее рамках, предлагать другие варианты, как человек новый, пока не имею права предла…
— Стратегов нам не хватало, да уж, — Косиевский, как-то даже плотоядно улыбнулся и явно приготовился громить и топтать, но песня оборвалась, не начавшись.
— Ну предложи, — клекотнуло с левой стороны стола.
Все с некоторым удивлением посмотрели на Феодосия Лакринского, члена правления, обычно молчавшего во время еженедельных экзекуций.
Он был самый загадочный человек в банке. Линькович повидал бандитов: от банальных битков в тренировочных штанах до спешно добирающих светского лоска главарей. Он встречал ментов, крайне успешно мимикрирующих под братков.
Феодосий не мог быть отнесен ни к одной из этих категорий. Все в банке были уверены, что он сидел, но никто не мог сказать когда и за что. Считалось, что именно на зоне он заработал своеобразный тембр голоса. Ему принадлежала доля в банке, но какая — неизвестно. Решение, с которым не соглашался Феодосий, отменялось.
Станислав точно знал про обещавшую большие доходы сделку, которую готовили полгода и спустили в унитаз только потому, что Лакринский, изучив обстоятельства, буркнул что-то невнятно-недовольное. После этого из банка ушел начальник кредитного отдела.
Интерес от Лакринского дорогого стоил, но только вот, брякнув «а», Стас не имел никакого «б». В другой ситуации он стушевался бы, но перед глазами стоял неопрятный бутерброд с сыром от любимой женушки — «по кормильцу и завтрак». И снова: «Не надо было врать». Стас это и сам очень хорошо понимал, но как теперь это отыграть-то было…
Слова, приходившие Линьковичу на язык как будто из ниоткуда, фактически были спором с гадким утренним зрелищем. На него смотрели не члены правления, а неряшливые куски сыра. Терять было нечего.
— У нас сто двадцать три объекта. Мы относимся к ним как к данности, которая жрет платежи и мешает жить. Нам надо полюбить эти объекты и подумать, что с ними сделать. Может, где-то докупить, где-то привести в чувство, где-то поменять одни помещения на другие. Тогда это станет настоящим активом. — Он перевел дух и брякнул фактически наобум: — В целом я бы использовал бо́льшую часть помещений для развития розничной сети. У нас ее пока, по сути, нет, а это ошибка. Можно было бы где-то отделения открыть, где-то банкоматы поставить…