Когда она открыла глаза и вокруг была тьма. Кисти рук затекли, и ребенок попытался ими пошевелить, но их держало что-то по разные стороны от тела. Ноги тоже не слушались. Она висела, словно распятая в кромешной темноте. Темнота и тишина. Нет ничего страшнее. Ослепла! Чьи-то шаги. Топ-топ-топ… Далеко. И снова тишина. Что все это значит? Мир тишины и холода. Снова темнота. Я — это я. Я — это…
* * *
Она не услышала, как открывается дверь.
— Я — это я, — твердило что-то в беззвездной темноте сознания.
А потом был странный шорох и руки освободились одна за другой. Но пальцы не сгибались, и руку было трудно даже приподнять. Ноги стали свободными через мгновенье, и тело медленно и бессильно соскользнуло на холодный пол.
Странный шорох. Она не слышала, чтобы кто-то ходил рядом, но чье-то глубокое дыхание было совсем близко. Прикосновение к щеке не принесло боли. Грязненькая девочка с завязанными глазами сглотнула и застыла, стараясь не дышать. Чьи-то тонкие, холодные пальцы скользнули к ошейнику и сломали его, словно он был сделан из сухого дерева.
— Ты меня понимаешь? — прошелестел мужской голос в тишине.
— Да… — голос девочки на некоторых нотах отдавал в небольшую хрипоту, словно был сорван.
— Как тебя зовут, прелесть моя? — тихо и нежно спросил голос.
— Я… не…
— Не помнишь своего имени? — в голосе не было удивления, скорее смесь искреннего сожаления и сочувствия.
— Имя? — девочка шевельнула губами, очевидно пытаясь найти ответ на этот странный вопрос.
- Я сейчас сниму тебе с глаз повязку. Только ты пока прикрой их, а то будет неприятно. Ладно?
Теплые руки скользнули по волосам, и повязка перестала давить. Но открыть глаза ей было страшно.
— Потихоньку… Потихоньку… — кто-то нежно гладил голову и шептал на ухо.
Сначала тонкая щель света. Девочка распахнула глаза, и тут же всхлипнула, зажмурившись:
— Больно…
Она щурила глаза, открывая их осторожно, а когда открыла полностью, дыхание ее перехватило.
Сначала был свет. Кроме него в этом мире не было ничего. А потом в мягком сиянии стало вырисовываться лицо. Оно было невероятно красивым. Казалось, все сверкающие на солнце пылинки, что витали в воздухе, были созданы для того, чтобы подчеркнуть золото вьющихся волос, а падающий из окна свет отражался в дивных глазах. Они были двухцветные. У самого зрачка рисунок алым солнцем расходился в голубое небо, и влажный светлый блик плыл маленьким облачком. Дивные, дивные глаза. Полные, красивые губы улыбались, а на щеках были видны ямочки.
Если бы кто-то зашел в залитую золотым светом комнату, то увидел бы странную картину: худая, босая и грязная девочка, в мешковатом подобии одежды, неуклюже сидела на полу. Напротив нее на коленях стоял изящный юноша, в серой тунике, с алым шитьем и серых штанах. Обут он был в сафьяновые невысокие сапоги. На шее у него был повязан алый платок, скованный тяжелой увесистой брошью.