Сдавленный крик дозорного привел Смутьянова в чувство: он мигом влетел в сени, откуда донесся звук и напоролся на закрывшего лицо руками Симонова. Тот, молча, стоял в сенях, прислонившись к стене. И только посмотрев на пол, выстланный сеном, Виктор понял причину своей внутренней истерии и крика товарища. Тело исчезло. Более того, исчезло и покрывало, в котором они вынесли старушку – словно кто-то перенес её отсюда, выкрав в ночи. Ни говоря друг другу ни слова, моряки кинулись внутрь, за секунды собрали вещи, без разбора покидали в мешки и выскочили из проклятого дома – машина завелась и стартанула с места. Прочь. В пыль.
Глава тринадцатая. Зов дриад
Нет страшнее той силы, как сила непостижимого для человеческого разума. Нет ничего страшнее неизведанного. Это испытание не для нашей воли, а для изощренности ума. Темнота безвредна и в ней не скрывается ничего, кроме нашего воображения, которое рисует невероятные картины неизведанного ужаса. В этом мы слабы – слабы перед собственным разумом.
Ехали молча. В ступоре. Не отрывая взгляда от дороги, моряки сидели и смотрели перед собой, не обращая внимания на кончающийся бензин. Жуткая волна страха, от которой начинало подташнивать, вновь и вновь накатывалась на них. Виктор пришел в себя лишь тогда, когда машина заглохла на развилке с указателем. Они ещё долго сидели и молчали.
– Куда? – шкипер не отрывал свой взгляд от знака.
– Не знаю… – Вячеслав не посмотрел на товарища.
Наконец, совладав с собой, Виктор вытащил из кармана дозорного дозиметр и высунул его в окно – фон нормальный. Медленно, рывком, положил обратно и полез за картой. Они стали более нервными, дерганными, истерзанные последними событиями. По силам ли человеку бороться с надвигающимся безумием? Но они пока держались.
– Направо – Таллин. Средним ходом – час.
– Идем в город. Я устал – дозорный открыл дверь, сгреб мешок, костюм и буквально вывалился на дорогу. Шкипер устало убрал карту и начал собирать вещи, понемногу приходя в себя. Чертова мистика, так и рехнуться не долго.
Они вышли на дорогу и поплелись в сторону города. Тишина, нет даже ветра, лишь тихо и редко щелкает дозиметр. Город тоже был безмолвен – наверняка, так же пуст, как и другие. Люди либо ушли, либо забились как крысы в подвалы и тихо умерли. Мертвые не шумят.
Они пересекли улицу и надели на себя химзащиту – неизвестно, что здесь было. Виктор вооружился и указал на ближайший дом. Уже роясь в кладовке гастронома, моряк поймал себя на мысли, что ему абсолютно все равно, нравственно ли он поступает. Было абсолютно наплевать. Это – ничье, но нужное им. Границы сознания расширились до общечеловеческих масштабов: они люди, им нужна еда и вода, они возьмут то, что сделано другими людьми, потому что это больше им не нужно. Смена приоритета – дело каких-то пары недель. Нет тут больше морали, этики, другой ерунды. Все установки ссыпались как шелуха, оставшись в другой жизни, до войны. Виктору на миг стало страшно: они превращаются в зверей, варваров, дикарей.